Адрес на Глочестер-Плейс, куда ровно со вторым ударом часов экипаж доставил Кита, принадлежал солидному и элегантному зданию: три этажа из темно-красного кирпича, фасад облицован бесцветным камнем. Дверь открыла довольно привлекательная юная девушка с пышной копной волос, которая не походила ни на хозяйку, ни на прислугу, хотя от первой в ней все же было больше, чем от последней.

Сегодня, в понедельник, вернулись те холода, что стояли в пятницу. Когда девушка провела Кита в комнату справа от входных дверей, уставленную книгами, полную уютного беспорядка, хозяин дома поднялся из кресла, стоявшего у растопленного камина в противоположной стене.

По крайней мере сегодня Уилки Коллинз не выглядел больным; казалось, он сдерживает сильное возбуждение. Взъерошенный как обычно, он жестом показал гостю на кресло по другую сторону от камина.

– Садитесь, мой дорогой друг! Ах да, девушка! – воскликнул он, отвечая на невысказанный вопрос Кита о девушке, которая уже успела исчезнуть. – Это Каро Младшая, что не является ее настоящим именем, но будет. Это дочь миссис Грейвс, которая живет здесь; я рад, что могу предоставить крышу над головой и Каро. Садитесь, прошу вас! Я должен бы был пригласить вас к ленчу, но у меня остался всего лишь сандвич...

– Поскольку я покончил с завтраком всего лишь час назад, сэр, такое гостеприимство совершенно излишне. – Кит бросил взгляд на письменный стол между двумя высокими окнами. – Это ваш рабочий кабинет, мистер Коллинз?

– В общем-то нет. Я пишу главным образом в комнате наверху, в задней части дома.

– Сейчас вы тоже работаете?

– В данный момент я вообще не работаю. Мой последний роман «Муж и жена» скоро будет опубликован здесь и в Америке. В нем нет никаких тайн; я поставил перед собой цель, кроме всего прочего, рассказать некую нравоучительную историю – выступить против нашей мании прославлять безмозглый атлетизм. – Уилки Коллинз спохватился: – Впрочем, хватит! Иу почему я такой плохой хозяин? Я хотел бы дать вам понять, какую я испытываю радость от вашего появления. Что вы предпочитаете?

– Сейчас никаких напитков, благодарю вас, хотя от сигары не отказался бы.

Кит выбрал сигару и раскурил ее. Его хозяин взял одну и для себя, но садиться не стал.

– Да, мой юный друг, я самым высоким образом оценил ваше общество за ленчем в тот день. Видите ли, если я правильно понимаю, вы мыслите совершенно по-иному, чем я. Скажите мне, как человек, который так долго отсутствовал в Лондоне: поразило ли вас обилие перемен за время вашего отсутствия?

– Думаю, что весьма, но вот одно осталось неизменным.

– Да?

– По-прежнему перекапывают улицы, – с возмущением ответил Кит. – Когда я в начале 60-х уезжал, еще не кончились работы по сооружению новой системы сточных вод – теперь они начали разрывать огромные районы для подземной железной дороги.

– Существующие линии подземной железной дороги, – сказал Уилки Коллинз, – вступили в строй сравнительно недавно. С их помощью удалось разгрузить, хотя и немного, заторы на улицах. Они не вышли из строя, как предсказывали, и если вы не возражаете против дыма и шлака, то можете путешествовать с приличной скоростью и не испытывая острого дискомфорта.

И тут его поведение изменилось.

– Но я пригласил вас, – сказал он, выпрямляясь в кресле, – не для того, чтобы обсуждать проблемы быстрого перемещения. Есть и другие проблемы – более личные и настоятельно требующие немедленного внимания.

– Они касаются Нигела Сигрейва?

– Ах, вы догадались? Я так и думал. Этим утром по приглашению полковника Хендерсона, вместе с самим полковником и старшим инспектором Гобом из уголовного отдела Скотленд-Ярда, я нанес визит в Хампстед. Полковник Хендерсон считает, что нашел дело, в котором я могу оказать ему содействие. Я достаточно нахален, чтобы тоже так считать, хотя, может, по другим причинам, чем он. И в любом случае я остаюсь детективом-любителем. – И детектив-любитель, погрузившись в молчание и глядя на огонь, затянулся сигарой. – Полковник Хендерсон, – продолжил он, – уже получил набросок предварительного отчета от суперинтендента Брунсвика. В доме Сигрейва мы встретили самого Брунсвика, а также доктора Весткотта, который прошлой ночью присутствовал на месте событий. Брунсвик и доктор Весткотт дали нам полный отчет об обстоятельствах, которые сопутствовали этой странной и в высшей степени сенсационной попытке убийства. Насколько я понимаю, прошлой ночью суперинтендент допоздна опрашивал всех свидетелей, включая и вас?

– Именно этим он и занимался. И оказался не так плох, как я предполагал.

– Не так плох? А вы сами предполагали, что окажетесь объектом подозрений?

– Нет, вот это вряд ли. – Перед глазами Кита живо всплыла эта сцена. – Разве что доктор Весткотт недвусмысленно предостерегал меня, вот и все. Он заверял, что Брунсвик может взяться и за Мюриэль Сигрейв, говоря, что эта обыкновенная полицейская практика. Так вот, Брунсвик этого не сделал. Он был вежлив со всеми, и особенно с Мюриэль Сигрейв. Впрочем, столь же мягко он обращался с Пат Денби или Сьюзен Клейверинг. Кроме того, у Мюриэль было железное алиби.

– Да, так я и понял. То есть повода для взрывов возмущения и бурных вспышек не было?

– В том смысле, какой вы имеете в виду, – не было. Сначала мы все были удивлены поведением сэра Хьюго Клейверинга. Он был решительно настроен как можно скорее забрать домой свою племянницу и беспрестанно говорил о каких-то своих дурных предчувствиях. Потом уже выяснилось, что в начале этого вечера к нему домой явился юный Харви Туай-форд и действительно перепугал его своими мрачными предсказаниями. Роль пророчицы он играл куда успешнее, чем доктор Весткотт.

– Харви Туайфорд, Харви Туайфорд, – задумчиво пробормотал мистер Коллинз, продолжая рассматривать своего гостя. – В этом имени звучит что-то знакомое. Кто это – Харви Туайфорд?

– Нарушитель спокойствия. Я рассказывал вам о нем в «Младшем Атенеуме», когда вы хотели узнать, что случилось в пятницу вечером. Харви Туайфорд – кузен Пат Денби. И, кроме того, приятель Джорджа Боуэна... если вы помните Джорджа.

– Более чем хорошо. Он не только польстил мне подражанием моему литературному стилю, но и был одним из тех молодых людей, которым я пытался диктовать, когда лежал в постели с приступом подагры. Как и остальные, он не справился с задачей, потому что не мог выносить вида человеческого существа, терзаемого болью. Но лучше я продолжу свою историю о том, что увидел утром и услышал в Хампстеде.

Автор повествования, погрузившись в раздумья, снова сделал паузу.

– Услышав от суперинтендента Брунсвика и доктора Весткотта отчет об этих показаниях, – продолжил он, – мы – полковник Хендерсон, старший инспектор Гоб и я – поднялись наверх в комнату к мистеру Нигелу Сигрейву.

– Как он себя чувствует?

– Слишком возбужден, несмотря на старания его врача. Он по-прежнему прикован к постели, но держать его в таком положении довольно трудно; он так и брызжет энергией. Не успели мы задать ему вопрос, как он перехватил инициативу и уже не упускал ее. Первым делом он потребовал ответить, знакомы ли мы с событиями прошлой ночи. Когда мы заверили его в этом, он заявил, что сделал важное открытие. Но оповестит о нем, если мы пообещаем, что оно не пойдет никуда дальше и никто – за одним исключением – о нем не узнает, пока не возникнет необходимость предъявить его доказательство в суде. Полковник Хендерсон от имени всех нас дал такое обещание. Затем...