– Мы не такие, – сказал Бобби и, повернувшись, многозначительно посмотрел на Джулию.

– Станут они мне помогать, как же, – продолжал Поллард. – Пришьют какое-нибудь недавнее дело – и вся помощь.

– Что вы, полиция так не поступает, – заверила Джулия.

– Еще как поступает, – коварно возразил Бобби. Он спрыгнул со стола и начал прохаживаться взад-вперед между портретами дяди Скруджа и Микки Мауса. – Ты что, детективы по телевизору не смотришь? Не читала Хэммета, Чандлера?

– Мистер Поллард, – сказала Джулия, – когда-то я сама работала в полиции...

– Вот и выходит, что я прав, – подхватил Бобби. – Фрэнк, если бы вы сунулись в полицию, вас бы уже давно задержали, осудили и закатали на тысячу лет.

– Есть и другая причина, по которой я не могу обратиться в полицию, поважнее. Боюсь огласки. Не дай бог, пронюхают журналисты и растрезвонят на весь свет про бедняжку, у которого денег невпроворот и нелады с памятью. Тогда он меня запросто отыщет.

– Кто он? – удивился Бобби.

– Тот, кто за мной гонялся в ту ночь.

– Вы так говорите, будто помните его имя. Будто вы этого человека знаете.

– Не знаю я его. Я даже не уверен, человек ли он.

Но если ему станет известно, где я, придется снова от него удирать. Лучше затаиться.

– Я переверну кассету, – остановил его Клинт. Пока Клинт возился с магнитофоном, все молчали. Было только три часа дня, но комнату заволакивали сумерки, неотличимые от вечерних. Бриз крепчал, силясь сравняться с буйным ветром, который нагонял тучи в вышине. С запада хлынул зыбкий туман. Обычно неспешный, сейчас он стремительно накатывал на город, клубясь и клокоча, лился, как расплавленный припой в пространство между землей и грозовыми тучами.

Клинт снова включил магнитофон.

– Что дальше, Фрэнк? – спросила Джулия. – Вы проснулись в субботу утром, в новой одежде, увидели на кровати пакет с деньгами, а потом? Тем дело и кончилось?

– Нет, не кончилось. – Фрэнк поднял голову и устремил взгляд не на Джулию, а за окно, где сгущалась непогода. Казалось, взгляд его блуждает где-то далеко за пределами Лагуна-Бич. – Не кончилось и, возможно, не кончится никогда.

Из второй сумки, где лежала пропитанная кровью рубашка и остатки черного песка, он достал стеклянную банку, в каких обычно консервируют овощи и фрукты. Массивная стеклянная откидная крышка прочно сидела на ней благодаря резиновому уплотнителю. В банке тускло посверкивали необработанные камни, похожие на драгоценные. Попадались камешки поглаже, они блестели и переливались. отошел подальше, будто ползучее чудище может каждую секунду прокусить стекло и броситься на него.

Джулия взяла банку в руки и повернула, чтобы разглядеть голову жука. Черная лоснящаяся голова размером со сливу была наполовину скрыта под панцирем. По сторонам головы виднелись желтые мутные фасеточные глазки. Под ними – еще одна пара глаз, раза в три меньше, голубые, с красноватым отливом. Крошечные дырочки на голове складывались в причудливый узор, в трех местах топорщились пучки шелковистых волосков, кое-где торчали колючие шипы. Если не считать их, кошмарная головка была гладкой, блестящей. Рот – круглое отверстие, в котором кольцами шли ряды маленьких, но острых зубов, – был сейчас открыт.

Еще раз бросив взгляд на жука, Фрэнк вздохнул:

– Хоть я в этой истории ни черта не понимаю, но в одном убежден: я лопал в беду. Да еще в какую беду. Страшно Бобби вздрогнул.

– Беда, – задумчиво повторил он, как бы разговаривая сам с собой.

Джулия поставила банку на стол и объявила:

– Фрэнк, мы займемся вашим делом.

– Вот и отлично, – произнес Клинт и выключил магнитофон.

Бобби повернулся от стола и двинулся к уборной, бросив на ходу:

– Джулия, можно тебя на пару слов?

Они уже третий раз за день уединялись в туалете. Бобби снова закрыл дверь и включил вентилятор.

Лицо его стало совсем серым, теперь оно напоминало детальный карандашный портрет, даже веснушки поблекли. Обычно веселые голубые глаза смотрели невесело.

– Ты спятила? – напустился он на Джулию. – Зачем ты сказала, что мы возьмемся за это дело? Джулия уставилась на него в изумлении.

– Ты же сам хотел!

– Ничего подобного.

– Вот как? Значит, я ослышалась. Сера набилась в уши. Прямо не сера, а цемент.

– Этот тип сумасшедший! С ним лучше не связываться.

– Надо мне сходить к врачу, пусть прочистит уши.

– Все его небылицы...

Джулия подняла руку, оборвав мужа на полуслове. Опомнись, Бобби. Жук – не выдумка. Откуда он взялся? Я такого даже на картинках не видела.

– А деньги? Он же наверняка их украл.

– Фрэнк не вор.

– Что? Кто тебе сказал? Господь бог? Больше некому. Ведь Поллард у нас и часа не пробыл.

– Ты прав, – согласилась Джулия. – Мне сказал господь бог. А я привыкла его слушаться. Потому что ослушников он наказывает – насылает на них стаи саранчи или спалит волосы молнией. Послушай, Фрэнк такой несчастный, такой беззащитный. Мне его жаль, понимаешь?

Закусив губу, Бобби пристально разглядывал жену.

Наконец он произнес:

– Видишь ли, нам так хорошо работается вместе, потому что мы друг друга прекрасно дополняем. Что не дается мне, легко дается тебе, с чем не справляешься ты, с тем легко справляюсь я. Мы во многом несхожи, но потому нас и тянет друг к другу, как разные полюса магнита.

– К чему ты это?

– Вот и в работе у нас разные побуждения. Мне нравится помогать людям, которые ни за что ни про что попадают в переплет. Люблю, когда добро торжествует. Фразочка прямо как из комикса, но я от чистого сердца. А тобой движет желание искоренять зло. Да нет, мне тоже приятно, когда какому-нибудь мерзавцу дадут по шапке и заставят плакать горючими слезами. Но для меня это не так важно, как для тебя. И ты тоже с радостью помогаешь невинным, попавшим в беду, но у тебя это на втором плане, главное – кого-нибудь прищучить. Наверно, так ты даешь выход своей ярости, которую вызвало убийство матери.

– Бобби, если мне вздумается разобраться в своих мыслях и чувствах, я буду искать помощи в кабинете психоаналитика, а не в сортире.

Когда Джулии было двенадцать лет, ее мать оказалась в числе заложников, захваченных преступниками при ограблении банка. Бандиты одурели от наркотиков и не знали жалости. Из шести заложников в живых остался лишь один. Этим счастливцем была не мать Джулии.

Бобби отвернулся к зеркалу, словно не решался взглянуть жене в глаза.

– Я веду вот к чему. Сейчас ты вдруг начинаешь рассуждать, как я. Это не к добру. Ты нарушаешь равновесие. Так наш союз потеряет прочность, а ведь только благодаря ей мы и держимся. Держимся и побеждаем. Тебе приглянулось это дело потому, что оно такое увлекательное, есть над чем поломать голову. И еще тебе жаль Фрэнка, ты хочешь ему помочь. А где же твоя обычная ярость? Почему она молчит? Я тебе скажу почему. Ей не на кого выплеснуться. Злодеев-то нет. Правда, Фрэнк уверяет, будто в ту ночь за ним кто-то гнался, но как знать, не померещилось ли ему. В общем, злодея под рукой не оказалось, ярость молчала, и пришлось мне самому и так и эдак тебя уламывать. И что же? Теперь ты меня уламываешь! Что-то тут не так. Ни к чему хорошему это не приведет.