— Все так вкусно пахнет, — улыбнулась она, — что даже сытый человек, наверное, захотел бы сесть за этот стол. Ты прекрасно умеешь готовить завтраки, Гастон!

— И не только их! Работая в Буэнос-Айресе, я научился жарить мясо на углях по аргентинскому рецепту, так что могу обеспечить кого угодно и непревзойденным обедом. Ешь, Хелена. — Он кивнул на стол. — Возможно, такая сытная пища тебе пригодится. У меня есть одна идея…

— Какая? — Она была заинтригована.

— Я долго думал, что же показать тебе в Швейцарии. Так, чтобы эта страна тебе по-настоящему запомнилась. Женевское озеро ты уже видела…

— И Цюрихское тоже. Правда, с борта самолета.

— Верно. Но Швейцария славится не только своими живописными озерами. В первую очередь она славится…

— Европейской штаб-квартирой ООН, где ты работаешь, — лукаво проронила Хелена.

— Ну уж нет! — рассмеялся Гастон. — Подумай хорошенько, вместо того чтобы вгонять меня в краску.

— Часами?

— Безусловно. А чем еще?

— Шоколадом, — покосилась она на лежавшую перед ней большую плитку «Нестле».

— А что изображено на этом шоколаде? Присмотрись повнимательней.

— Горы.

— Правильно! — просиял Гастон. — Горы — вот главная достопримечательность и основное богатство Швейцарии. Ее, собственно, и открыли миру как горную страну. Это сделали в XIX веке английские путешественники, которые были завзятыми альпинистами. Они первыми разглядели дикую красоту швейцарских гор, первыми взошли на Монблан и Маттерхорн, в результате чего все страны мира оказались наводненными красочными открытками с изображениями этих гор. Поэтому, — его голос зазвучал торжественно, — я считаю, что лучший способ познакомить тебя со Швейцарией и навсегда оставить память о ней — это подняться в горы.

— Но я никогда не поднималась в горы, — несколько растерянно произнесла Хелена. — Кроме горы Эгебьерг, где мне выпало узнать то пророчество, которое и привело меня сюда. Но разве можно считать Эгебьерг, высота которой всего-то двести метров, настоящей горой?

— Конечно нет. Но и в Швейцарии тоже нет ничего похожего ни на Джомолунгму, ни на другие величайшие вершины мира. По сравнению с ними швейцарские горы кажутся просто малышами. О чем говорить, если даже самая большая из них уступает африканским горам — Килиманджаро и Кении! К тому же я вовсе не призываю тебя подняться на самую высокую вершину, или штурмовать какой-нибудь отвесный склон, или заниматься экстремальным скалолазанием. Мы могли бы просто пройтись по самому безопасному туристическому маршруту, по которому ходят любители. Где требуется не карабкаться по скалам, а иметь при себе фотоаппарат или видеокамеру, чтобы зафиксировать всю эту красоту.

— Я даже не знаю, — неуверенно произнесла Хелена. — Мне все-таки кажется, что женщине лучше не ходить по горам.

— А что ты ответишь, если я скажу, что в нашем походе собирается принять участие еще одна женщина?

— Кто же?

— Астрид! — радостно произнес Гастон. — Она сказала, что с удовольствием пойдет в горы.

— Астрид… Ну, если она согласилась… С ее-то рассудительностью и предусмотрительностью… — Хелена тряхнула головой. — Тогда я тоже, пожалуй, пойду. Только скажи мне, какую гору мы собираемся штурмовать?

— Ту, которая названа фактически в честь тебя и Астрид. — Гастон сделал паузу. — Гору, которая называется «Молодая женщина». Или, по-немецки, Юнгфрау.

— Мне кажется, я что-то слышала о ней, — неуверенно проговорила Хелена.

— Ты не могла не слышать о ней! Ведь Юнгфрау — это величайшая гора Швейцарии, это знаменитая вершина Швейцарских Альп, которая поднимается на четыре тысячи метров, уступая лишь семьсот метров самой высокой горе Европы — Монблану. О Юнгфрау слагали стихи Шелли и Бодлер. Ее вдохновенно запечатлели на своих полотнах Утрилло и Климт. О ней писали Пруст и Ремарк. На ее склонах тренировались и завоевывали золотые медали легендарные горнолыжники. — Гастон перевел дух. — В общем, тебе нравится моя идея?

— Как и все, что ты делаешь, — весело улыбнулась ему в ответ Хелена.

Бьерн медленно ехал по шоссе Копенгаген — Гесер. Увидев, как в просвете между деревьями блеснул краешек подернутого легкой серо-голубой дымкой моря, он заглушил мотор и вылез из машины.

От соснового бора веяло тонким запахом смолистой хвои. Густо усыпанная иголками почва мягко пружинила под ногами, пока он шел в сторону моря. Верхушки сосен тихонько покачивались, точно кланяясь ветру и друг другу. Вверху медленно проплывали облака, прыгали с дерева на дерево шустрые белки.

Бьерн сделал еще несколько шагов — и вышел на берег моря. Свежий ветер, дувший со стороны залива Кеге-букт, сгибал стебли иван-чая, которым зарос песчаный пригорок. Волны с тихим рокотом накатывались на берег, чайки то с криком взлетали, то снова садились на воду.

Бьерн подошел к самой кромке воды и глубоко вдохнул пропитанный балтийской свежестью морской воздух.

Слова, сказанные Леннартом, по-прежнему звучали в его ушах. Значит, этот Гастон, дальний родственник Хелены, живет в Женеве. Скорее всего, это и есть то место, куда она отправилась, стремясь освободиться из-под власти древнего пророчества.

На миг Бьерном овладело страстное желание набрать номер матери Хелены и прямо спросить: не в Женеве ли находится ее дочь? Но уже в следующую секунду он отказался от этой затеи. Нет, этого делать не следует. Мать Хелены и так много ему рассказала. А главное, она намекнула, что Хелена неравнодушна к нему. Она нуждается в его любви, хотя одновременно и страшится ее. Мадам Мерле дважды прямо ему высказала, что сама она на его стороне. Такую женщину лучше иметь в союзниках, чем во врагах.

Бьерн медленно пошел вдоль берега моря, отбрасывая ногой мелкие камушки. Точно так же нельзя было звонить и самому Гастону де ла Валетту. Это приведет лишь к тому, что, когда Бьерн окажется в Женеве, Хелена будет где-то еще — там, где он уже никогда не найдет ее.

Я должен оказаться там неожиданно, решил Бьерн. Это единственная возможность встретиться с ней.

— Я не могу дать вам отпуск, Бьерн. — Посол нахмурился. — Это не предусмотрено рабочим графиком.

— Господин Вальберг… — побледнев, Бьерн посмотрел в лицо послу, — пожалуйста, отпустите меня! Это чрезвычайно важно.

Посол насупился.

— Вы что, не понимаете, Бьерн: посольство — это не мое личное предприятие или швейная фабрика! В своей деятельности я связан определенными инструкциями и правилами. Я не могу просто так нарушить их!

— Но что же делать?! — срывающимся голосом спросил Бьерн.

Посол развел руками.

— Если бы у вас были какие-то чрезвычайно веские основания…

— Господин посол! — Бьерн смотрел на него в упор. — Вы были когда-нибудь влюблены?