Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Трудно судить о Вулфрике по тому, как он обращается с тобой! — усмехнулась Джоан. — Признай, ты отнюдь не образец женственности! Согласись лучше, что он безупречно себя вел при первой встрече, когда принял меня за тебя! Какая галантность, учтивость, вежливость…
— Да, а когда принял меня за мальчишку, едва не убил. Грубый, неотесанный, злобный…
Джоан, потеряв терпение, воздела руки к небу:
— Все, с меня хватит. Сдаюсь.
— Прекрасно, — успела вставить Милисент, прежде чем Джоан добавила:
— Ты превзошла упрямством всех здешних мулов, вместе взятых. Не собирается он вести себя с женой, как с дерзким слугой, за которого и принял тебя в тот день.
— А по-моему, над женой он станет издеваться куда изощреннее, — возразила Милисент. — Потому что захочет. Потому что получит над ней безграничную власть.
— Иисусе, неужели ты придаешь такое значение случайной фразе? Да что это с тобой, Мили?
— Неправда! — вспылила девушка. — Мне совершенно безразлично…
— Мили, не пытайся меня одурачить, ты ведь знаешь: это бесполезно. Неужели предпочла бы услышать, что он считает минуты до той ночи, когда наконец затащит тебя в постель? Или довести его до такого состояния, что он не станет ждать благословения церкви? Разве ты первая не сгорела бы со стыда? Кстати, откуда вдруг такое странное заявление? Только не смей признаваться, что додумалась спросить, зачем он тебя поцеловал, иначе я огрею тебя по голове всем, что под руку подвернется!
— Ну разумеется, я его спросила, — промямлила Милисент. — Я просто ошалела от его поцелуя, вот и ляпнула первое, что пришло на ум.
— Ошалела? — с величайшим интересом переспросила Джоан.
— Нечего делать вид, что не поняла. Ты знаешь, о чем я.
— Не уверена, — задумчиво протянула Джоан. — Под словом «ошалела» ты подразумеваешь, что сильно разволновалась? Или на тебя разом нахлынуло столько противоречивых ощущений, что разобраться не было никакой возможности? Ах, не важно, и то и другое по-своему хорошо.
Милисент издала странный звук, похожий на стон.
— А я ненавижу и себя, и окружающих, когда теряюсь и не могу собраться с мыслями! Вот что наделал его проклятый поцелуй!
— Я когда-нибудь рассказывала о том случае, когда меня поцеловал папин оруженосец?
— Сэр Ричард? И папа не велел содрать с него шкуру?
— Я, разумеется, ни словом не обмолвилась папе, — хмыкнула Джоан. — Ничего особенного и не случилось, а бедняга долго потом извинялся. Я даже была польщена. Но ничего не вышло — к тому времени я уже любила Уильяма.
Милисент прислонилась к стене.
— И какая из этого мораль? Говори, не стесняйся.
— Разумеется. Какое же наставление без морали? — лукаво улыбнулась Джоан. — Поцелуй Ричарда показался таким незначительным событием, что уже на следующий день был забыт. Все равно что блошиный укус! Он не пробудил во мне никаких чувств. Но когда меня впервые поцеловал Уильям, я едва не упала в обморок от счастья и наслаждения. Это было так волнующе, Мили! Поверь, желание способно творить с нами чудеса.
Милисент сгорала от смущения еще до того, как Джоан замолчала, но последнее замечание стегнуло ее, как кнутом.
— Мне он не нужен! О каком желании может идти речь, когда я ненавижу Вулфрика!
— А ты не задумывалась над тем, что это всего лишь слова? Тебе просто хочется его ненавидеть, вот это вернее. Ты стараешься изо всех сил, но ничего не выходит.
— Как ты прекрасно объяснила все, что творится у меня в душе, — саркастически бросила Милисент. — Только забыла принять в расчет, что при одном его виде меня трясет от ярости. Я готова глаза ему выцарапать! Неужели это верные признаки того, что желание не дает мне покоя?
Джоан обиженно поджала губы.
— Я пыталась тебе помочь, облегчить твое положение, но ты предпочитаешь копить обиды.
— Нет, просто пытаюсь найти способ избавиться от уз брака, что неоднократно повторяла тебе, только ты не слушаешь. Лучше посоветуй, как отвадить жениха, сестричка.
Джоан участливо положила руку ей на плечо.
— Боюсь, выхода нет. На твоем месте я постаралась бы подготовиться к неизбежному, вместо того чтобы прятать голову под крыло, а потом, когда придет время, понять, что неопытность и трусость ведут к бедам и несчастьям.
Милисент крепко обняла сестру.
— Я вовсе не хотела срывать на тебе злость…
— Лучше на мне, чем на нем, — заверила Джоан. — Так и быть, сегодня больше не буду напоминать тебе о свадьбе. А сейчас лучше поскорее спуститься вниз, пока нас не стали искать. Кстати, тебе очень идет розовый цвет.
Милисент оглядела розовое блио, одолженное Джоан, и хмуро проворчала:
— Как это ты ухитряешься несколькими словами испортить мне аппетит?
Джоан засмеялась и потянула сестру вниз.
— Я начинаю думать, что тебе просто не хватает прогулок и охоты. Сидишь взаперти и не знаешь, на кого броситься. Как медведь с больной лапой.
— Вовсе нет!
— Не льсти себе. Хуже любого медведя. Но леди Элга открыла мне секрет, чем занять себя с утра до вечера, так что не останется времени на размышления.
— Насколько я поняла, ты собираешься поделиться этой великой тайной со мной?
— Именно. И ничего тут сложного нет, — объявила Джоан, предусмотрительно сбежав на несколько ступенек. — Нужно каждый год рожать по ребенку.
И со смешком побежала вниз, прежде чем сестра успеет ее догнать и наградить оплеухой.
Вулфрик увидел, как девушки входят в зал. Сегодня на них были платья разного цвета, однако различить сестер по-прежнему было нелегко. Только заметив, что одна смеется, а другая мрачна как ночь, Вулфрик сразу понял, кто из них его невеста. И снова мысленно проклял судьбу, пославшую ему не милую, добрую Джоан, а эту дерзкую нахалку. Но странно: глядя на прелестную, разрумянившуюся Джоан, он не чувствовал ни малейшего притяжения. Ничего похожего на пыл, охвативший его, когда он посчитал ее своей невестой.
Но вот ее сестра…
Ад и проклятие, кровь его запылала при одном взгляде на Милисент. Но почему? Почему? Он никогда не любил грубых, несговорчивых и своенравных женщин, готовых по любому поводу затеять скандал. Слишком дорогая цена за то, чтобы поразвлечься в постели часок-другой. Но когда его нареченная выглядела спокойной и сдержанной? Кроме злости, воплей и вспышек гнева, он ничего от нее не видел. И даже сейчас она, судя по ее выражению, чем-то раздражена… Так почему, почему он изнемогает от желания?
— Ты не можешь не хмуриться, когда смотришь на нее? — устало осведомился Гай.
Вулфрик повернулся к отцу. Когда он успел подойти? С самого его возвращения они ни разу не говорили о Милисент, если не считать того, что вчера, перед тем как лечь спать, Вулфрик рассказал отцу о странных покушениях на жизнь Милисент, причем куда подробнее, чем матери. Уж тут он ничего не упустил. С кем и посоветоваться, как не с отцом! Лоб Вулфрика разгладился.