Она беспокоится о Марии Софии. Она знает ту средневековую жестокость, с которой столкнулись некоторые принцессы из тех, что вышли замуж, но рискуют заглядываться на других. Действительно, из всех предрассудков нет более сильных и распространенных, чем те, что касаются неравенства полов. Женщина, которой не дано самой изобрести для себя даже веретена и прялки, является существом второго сорта и должна находиться под пристальным наблюдением отца, а затем мужа. Мужчины, включая священников, могут кичиться наложницами, содержанками или любовью на стороне. Любое несовпадение взглядов жены наказуемо. Однажды Сисси увидит, как ее собственный муж ополчился на Луизу, невестку их сына Рудольфа, жену Филиппа Саксен-Кобург-Готского, которая имела предосудительное знакомство с красивым кавалером. Франсуа Жозеф и король Бельгии Леопольд II, отец грешницы, запрут ее в больнице для душевнобольных, где несчастную будет ждать обитая войлоком клетушка в палате для особо буйных.

Но для Марии Софии не имеют значения риск, публичные слухи, судьба Италии или интересы Австрии. Она испытала разочарование в семейной жизни со своим унылым государем, а затем жестокость страсти. Теперь она отказывается играть эту отвратительную комедию, терпеть этот фиктивный брак, в который и так никто не верит. В результате она заявляет, что жизнь противится правилам, любовь – лжи, счастье – лицемерию и политическим препятствиям. Она никогда не вернется в Рим. Она предпочитает нарушить рамки дозволенного. Она находится в этом бунтарском возрасте. Ей двадцать лет, а будущее кажется печальным и несчастным. Она не хочет отказываться от надежды…

Сисси уезжает в Вену, убежденная, что дальнейшие попытки уговорить сестру бессмысленны и надежды нет. В свою очередь горничная Мариетта собирает чемодан Марии Софии и вызывает кучера на железнодорожную станцию. Королеву ждут в монастыре Святой Урсулы в Аугсбурге. На месте доминиканцы, которые заботятся о строгом соблюдении правил, тем не менее соглашаются на присутствие доктора Фишера.

В гостиных по всей Европе женщины шепчут друг другу на ухо тысячи сплетен по этому поводу. Они обсуждают, комментируют, преувеличивают. Разве у этой чудачки, королевы Неаполя, не было особой привычки отправляться на охоту на рассвете со своими прекрасными терьерами, вместо того чтобы спокойно оставаться в своем дворце со своим супругом? Европейская пресса, которая уже поднимала шум о состоянии здоровья Марии Софии и ее бронхов, ослабленных из-за пороха из пушек Гаэты, вскоре раскроет тайну их разногласий с Франциском.

Говорят, что Марии Софии, похоже, не придется возвращаться в Рим, и ее намерение надеть вуаль бесповоротно; в монастыре она не брала одеяний монахинь, поэтому появлялась только в своем черном шелковом платье; в другом месте ее высочество вряд ли будет следовать правилам. Наиболее осведомленные утверждают, что епископ Грасселини, папский комиссар по особым делам, еще дважды посещал бывшую королеву, которая твердо настаивала на том, что ни семья, ни советы кардинала не смогут поколебать ее решимость отделить свою судьбу от Франциска II.

Аугсбургский монастырь стал самым посещаемым местом в королевстве в ущерб другим местам, за исключением разве что Дьюринджера, хозяина отеля «Три мавра»[246], который облюбовали толпы эмиссаров. Увы, в ответ на все увещевания матери Марии Софии, герцогини, Максимилиана Баварского, ее сестер, а также короля[247] и королевы о необходимости помириться с мужем Мария София отвечала лишь одной фразой:

– Я никогда не вернусь к нему, потому что была слишком несчастна с ним.

Она даже отдала приказ доставить весь свой багаж обратно в Аугсбург.

Десять дней спустя Дэзи издала свой первый крик. Марии Софии исполнился 21 год.

Зачатая, скорее всего, в карнавальный вечер, дочь зуава рождается во время одного из самых известных праздников в итальянской литературе. В ноябре 1862 года Джузеппе Томази ди Лампедуза организовал незабываемый бал Понтелеоне, на котором Дон Фабрицио, благородный принц Салины по прозвищу Гепард танцевал с Анжеликой под восхищенными взглядами своего племянника Танкреда…

Какая муха укусила эту королеву?

Поскольку «римский вопрос» доминирует в европейской политике, все канцелярии пребывают в напряжении. Перед лицом конфликта интересов между короной Неаполя и Святым Престолом посольства Мюнхена и Рима, разумеется, незамедлительно информируют столицу обо всех действиях правителей Обеих Сицилий. Чтобы проверить это, я решаю обратиться к нашим дипломатическим архивам в центре Ла-Курнев, недалеко от Парижа.

Мои догадки подтвердились. Наполеон III следил за этим вопросом с таким большим интересом, что решил согласиться на требования Пьемонта. Он потерял своего брата в Форли, они оба были вовлечены в заговоры в пользу итальянского единства; он – бывший любовник графини Кастильоне[248], кузины Кавура, становится заложником обстоятельств, колеблясь между своими юношескими обязательствами и католической Францией, которая обвинила его в том, что он отказался от временной власти папства. За несколько дней до бегства короля и королевы из Гаэты[249] ему удалось поговорить в Шамбери с Чальдини, генералом, которому предстояло стать могильщиком крепости. Французский император разрешил Пьемонту войти на папскую территорию как орде разбойников[250]. Он даже использовал слова Иисуса, обращенные к Иуде: «Что делаешь, делай скорее!»[251] Явившаяся пастушке Мелани Кальват на горе Ла Салетт Святая Дева объявила об этом предательстве[252]: «Пусть он (викарий моего сына, верховный понтифик Пий IX) с подозрением относится к Наполеону: сердце у него двойное…»