— На Луне живут люди, только их никто не видит.

Я не услышал, как он подошел. Только когда песок захрустел, обернулся. Старик сел рядом и уставился на желтый диск. Он по-прежнему был голый, только, кажется, совсем не чувствовал холода.

— Их никто не видит, — повторил он.

— Почему?

— Когда там появляется луноход, они прячутся в лунных кратерах. И их никто не видит.

— Прячутся, как вы?

— Я не прячусь. Я просто так живу.

Что ж, тоже ответ. Голос у него был хриплый, прокуренный, на левой руке я заметил свежий порез.

— Вы Зарецкий?

— Теперь это неважно. После того, как она умерла, ничего не важно. Лето сменяет весну, весна — зиму, зима — осень, осень — лето. Смерть сменяет жизнь, и только жизнь не может сменить смерть. Круг заканчивается.

— Все давно изменилось. Вы можете вернуться в Москву. Добиться реабилитации.

— Зачем?

— Чтобы не жить в лесу.

— Лес безопасен, люди — нет, — он медленно расчесывал пальцами седые волосы в бороде, вытаскивая колючки, листики, соринки. Затем неторопливо начал заплетать косу. — Люди по-прежнему хотят уничтожить друг друга. Только теперь им не нравится просто убивать, они хотят, чтобы мучения продолжались долго-долго. Мозгоеды хитрые: сначала они приезжают сюда и долго с тобой разговаривают, но потом…

— Зря вы так. Если есть психические расстройства, то должны быть и психиатры. Я тоже в некотором роде психиатр.

— А где твой белый халат? У того был белый халат. Он мою Полину щупал. Ты — психиатр? — Он горько рассмеялся. — Кто угодно, но только не ты. Мозгоеды — они совсем другие. Они берут твою свободу, твою женщину, твою веру — все, чем ты живешь и ради чего дышишь, и уничтожают у тебя на глазах. И только потому, что ты не такой, как все. Воздух свободы вызывает удушье. Через твой мозг сначала пропускают воду, потом ток. И ты думаешь, что умираешь, хотя не знаешь, что остался жив.

— Зачем вы хотели утащить девушку?

— Она моя жена.

— Она не может быть вашей женой.

— Почему?

— Потому, что ваша жена умерла, — тихо сказал я и еще тише добавил: — Где-то здесь. Вместе с вашим ребенком.

— Что ты?! Как это умерла?! Ты ошибаешься. Поля сейчас живет там, с вами, — он кивнул в сторону лагеря. — Только почему-то больше не выходит. Я, должно быть, ее в прошлый раз сильно напугал. И сына зачем-то скрывает. Хоть сына мне покажи, Поля! Ему сейчас года два или три, точно не помню. Хороший мальчик — умненький, темненький, весь в мать. Ты не знаешь, почему она не выходит? — Зарецкий больно схватил меня за руку. — Наверное, ей что-то про меня наговорили. Да? Наговорили? Ты только скажи правду. Все, как есть. Если так, то я придумаю, как исправить дело. Так уже было однажды. Ей сказали, что я шпион, и она должна от меня отречься. Она поверила, но не отреклась. Дурочка какая… Ей холодно здесь. Очень холодно. Привезли сюда седьмого ноября и сказали, что страна дает еще один шанс — в честь великого праздника. Двадцать человек. И все мы думали, что сумеем выжить. Не важно, осень и дождь, снег, и одежды почти никакой. Главное, мы были свободны. В первый раз за несколько лет мы были свободны. Когда машина уехала, я кричал от радости. Остальные плакали. А потом я увидел, что многие не могут ходить. Может, и Поля так же? Ты только скажи, парень, я что-нибудь придумаю. Я ее вылечу. Нам бы только свидеться. Устрой как-нибудь, а? Скажи ей, что завтра приду, и пусть сына мне до вечера выносит. Волноваться ей сейчас никак нельзя — выкидыш может быть.

Он легко поднялся с земли и процитировал Цицерона:

— Нет ничего мучительнее оскорбления человеческого достоинства, ничего унизительнее рабства. Человеческое достоинство и свобода свойственны нам. Будем же хранить их или умрем с достоинством… Будь осторожен, парень, на сегодня они уже кого-то назначили. Хорошо, если не тебя…

Носорог очень плохо видит. Но при его весе это не его проблемы.

В реалити-шоу «Крыша» почти с самого его начала сложился особенный распорядок дня, устраивавший всех и потому так и не изменившийся в течение пяти лет. Вставали часов в полдень, до трех дня завтракали, в шесть вечера обедали, в полночь ужинали. Так что когда я открыл глаза часов в одиннадцать утра, то я проснулся слишком рано — еще все спали. И только на кухне, горестно подперев щеки руками, сидела грустная Марианна. Перед ней стояла чашка с теплым молоком, на которую «черешенка» смотрела, не скрывая брезгливость.

— Если не нравится, зачем пить?

— Беременная я. И кофе хочу.

— Так в чем проблема? В беременности или в кофе?!

— И в том, и в другом. Беременным нельзя кофе — ребенку вредит. Но я пока не решила, оставлять его или нет.

— Раз не решила, пей кофе, — я налил ей в чашку крепкий «марагоджип». — Ребенок должен понять.

— Думаешь? — Она сделала глоток и блаженно прикрыла глаза. — Я и сама так считаю, но вряд ли зрителям понравится, если я еще и курить начну.

— А хочется?

— Очень!

— Тогда кури! — я протянул Марианне пачку сигарет. — И перестань врать насчет своего положения. Ты беременна ровно настолько же, насколько беременный я.

— Это как?

— А так! Решила выйти замуж за режиссера. Твоя идея насчет киндер-сюрприза через девять месяцев, поверь мне, не столь гениальная. Если бы у Гоши было меньше проблем, он бы сразу сообразил, что к чему.

— А ты как догадался?

— У беременной женщины взгляд меняется, походка. Она по-особому держит руки на животе. Ты вот тоже об этом где-то слышала, но только не так делаешь… На этом даже самые хорошие актрисы прокалываются.

— Да не нужен он мне уже! — огрызнулась Марианна. — Ну, почти не нужен! Я еще не решила. За мной Егор хорошо ухаживает, замуж вот вчера позвал. Знаешь, кто у Егора папа?

— Он же на вокзале жил…

— Да ладно! Еще одна легенда, — отмахнулась пышногрудая красавица. — Поссорился с папашей и ушел из дома. Решил доказать, что и без папы справиться. Справился. Но с папой-то лучше!

Она подмигнула и налила себе вторую чашку кофе.

— Слушай, док! Раз ты такой умный, сообразительный, ну и все такое, посоветуй, как от Гоши слинять без проблем.

Намекни женщине, что она не нужна мужчине, и женщина начнет добиваться его с утроенной силой. А когда добьется, обязательно бросит, потому, как изначально он ей был не нужен. Неужели правда, что все бабы одинаковые?

— Скажи, что вашего ребенка будет воспитывать Егор. Дескать, ты Гошу, конечно, будешь любить всегда, но понимаешь, что вы с ним не пара, а дальше по ходу пьесы сама разберешься. Глядишь, вам еще и главный приз перепадет. В рамках режиссерской щедрости.