Он немного поспал, время от времени слыша, как поезд мчится вперед, грохоча на эстакадах, при этом стук колес эхом отражался от склонов холмов.

Он открыл глаза и осмотрел купе. Там сидел лишь один мужчина — молодой, опрятно одетый и сильно загорелый. «Да, — подумал он, — я знаю его». Странно, что там был лишь этот: он был уверен, что их несколько. Потом его осенило, что молодой человек обращается к нему и что он должен, в свою очередь что-то ответить. Он чуть-чуть приподнялся и с сомнением покачал головой. Чувство беспомощности тало теперь реальным: оно напоминало раннее утро и незнакомом гостиничном номере, когда просыпающийся с минуту не может понять, где находится. Но та неизвестность всегда рассеивается после недолгих усилий, а эта никуда не исчезала.

Он внимательнее присмотрелся к молодому человеку. Тот напоминал кинозвезду и говорил с убедительностью персонажа фильма, а выражение его лица постоянно менялось в зависимости от фразы. Важно было понять, о чем он говорит.

— Не знаю, — с сомнением сказал он, теперь тоже став персонажем того же фильма. Он изучал серые глаза на симпатичном живом лице.

Молодой человек успокаивающе улыбнулся. На полке у него над головой лежал большой чемодан из свиной кожи, и сверху был сложен плащ.

Они ехали вместе на поезде. Он путешествовал с этим молодым человеком, имя которого вылетело у него из головы: он старел. Старел. Это — единственное объяснение. Но казалось вполне вероятным, что если попутчик разговорится, он вспомнит. Всплывет какое-нибудь слово, которое восстановит связь и полностью его разбудит.

Молодой человек взглянул на часы:

— Примерно в это время девочки должны быть уже в Эскобаре. Там есть что-то вроде гостиницы, и, возможно, они зачем-нибудь там остановятся.

Его слова ничего не значили.

— Прошу меня извинить, — сказал он, пытаясь сесть ровнее. — Я немного заторможен. Сколько я проспал?

— Не знаю. Какое-то время.

Они устремились в темный туннель, а затем вынырнули наружу, и поезд растянулся по длинной кривой.

— О чем вы говорили пару минут назад? — спросил он. Молодой человек отрывисто усмехнулся.

— О чем бы я ни говорил, это была просто увертюра, Я не хотел вас напугать.

— Меня? Напугать?

— Видите ли, я был уверен, что однажды вы очнетесь и начнете соображать, и в конце концов, так и случилось.

Почему-то он ощутил приступ гнева.

— Не могли бы вы объясниться? Я что, по-вашему, ничего не соображал?

Попутчик подался на сиденье вперед и пристально посмотрел на него.

— Теперь-то вы уже выздоровели. Но пару дней назад дела обстояли не так радужно. Понимаете, все, что связано с мозгом, — невероятно сложно. Вы вполне могли очнуться, не имея ни малейшего представления, кто вы, черт возьми, такой.

Слово «мозг» отозвалось неясным эхом.

— Я знаю, кто я, — решительно сказал он, закрыв глаза, хотя в действительности все еще был заторможен. Он занимал маленький центр неизвестной территории, и со всех сторон его окружала пустыня. Именно это имел в виду молодой человек: амнезия.

— Что это было? Что меня угораздило подцепить?

Молодой человек откинулся назад.

— Этой заразы здесь навалом, — ответил он. — Никто не знает толком, как она действует. Некто Ньюболд пару лет назад выделил вирус, который назвали в его честь. Болезнь поражает, как молния, и также быстро проходит, не причиняя заметного вреда. Если не считать, как я уже сказал, этой временной потери памяти.

— Гмм, — он задержал взгляд на кружевном узоре подлокотника. Тот напоминал купе первого класса европейского поезда. Это встревожило его: он не хотел в Европу.

— Что значит «временной»? — наконец спросил он. — Я спрашиваю, потому что заразился. Я — погиб! — он медленно покачал головой.

— Нет, вовсе нет. Послушайте, вы помните высадку в Пуэрто-Фароль вместе с Дэй?

Имени и названия оказалось достаточно — контакт был восстановлен. Он снова закрыл глаза. Избавившись от внутренней темноты, он вспомнил морской запах города, зеленого и курившегося после дождя. Поезд повернул, свистнул и с грохотом помчался вдоль обрыва.

— Где она? — спросил он.

— Где-то там на шоссе, за ближайшими горами, в белом фургоне, — молодой человек высунул руку в окно и показал.

Он на мгновенье откинулся назад, решив больше не задавать никаких вопросов. Если подождать, пока в голове прояснится, возможно, ему вообще не придется их задавать.

— Мне хотелось, чтобы вы могли полежать, и мы сели на это поезд. В любом случае, Лос-Эрманос находится на сан-фелипеской ветке. Это самый легкий путь.

Он пробурчал что-то в ответ и понял, что вновь задремал. Больше молодой человек ничего не сказал: его слова сменил шум и движение поезда.

Он почувствовал тычок в плечо, и вагон огласился скрежетом тормозов. Он сел и опустил ноги на пол. Поезд петлял по узкому ущелью с отвесными скалами по обе стороны.

— Здесь? — спросил он, и молодой человек кивнул. Ущелье расширилось, поезд продолжал тормозить, и он увидел впереди серовато-коричневый городок.

— Надеюсь, весь багаж в вагоне? — спросил он своего спутника.

— Да, все на месте.

Поезд остановился, и они встали. Взяв свой чемодан и плащ, молодой человек подтолкнул его в коридор:

— Идите вперед, а я — за вами.

— Это уж слишком, — пробормотал он, с трудом волоча ноги. — Поехать в отпуск и кончить этим…

— Вы здоровы. Просто идите.

Втроем — водитель-метис, молодой человек и он — они ехали в грузовике по раскаленной земле. Местность была усеяна безлиственными колючими деревьями со срезанными верхушками. Впереди вспыхнуло а затем померкло оранжевое небо, и ощетиненный пейзаж стал призрачно-серым.

— Знаете, Дэй ведь тоже слегла с тем же, — вдруг сказал молодой человек и добавил: — Вы ни за что не поверите, но клянусь, она стала еще краше, чем прежде. Я даже не знал, говорить ли вам или дождаться, пока она скажет вам сама.

— Черт возьми, не скрывайте от меня ничего. Она поправилась?

— Цветет и пахнет. В прошлом году у меня был случай болезни Ньюболда прямо здесь на ранчо. Один мой друг тяжело заболел. Но просто невероятно — дней через пять он уже полностью встал на ноги, как ни в чем не бывало! А я уж думал, не выживет: фотизм,[40]судороги, ну и прочие удовольствия.

— Боже правый!

Грузовик остановился, и они вышли. В полутьме он различил лишь длинную глухую стену. В теплом и сухом воздухе приятно пахло древесным дымом. Выбежало с полдюжины слуг с фонариками в руках. Обменялись приветствиями и рукопожатиями, которые продолжились, когда они вошли в дом и появились другие слуги.