– Лучше бы тебе выйти из воды, девочка. У тебя ноги посинели.

Алана нахмурилась, но все же вышла из воды и тотчас опустила юбки.

– Настоящий джентльмен не стал бы пялиться на женские ножки, – заявила она.

– А я, между прочим, никогда не считал себя джентльменом. И я собираюсь посмотреть не только на твои красивые ножки, но еще кое на что.

Хотя столь дерзкое высказывание заставило ее покраснеть, Алана почувствовала, как в ней пробуждается желание. Было ясно, что Грегору не пришлось прикладывать много усилий для того, чтобы ее соблазнить. Они жили в этом лесном уголке уже три дня, наслаждаясь покоем и необычно теплой погодой. Грегор поправлялся с каждым днем. И он становился все смелее в своих ласках, как, впрочем, и Алана. Но всякий раз, почувствовав, что они заходят слишком далеко, он отступал, и Алана понимала, что это из-за раны. Однако сейчас она прочла в его взгляде, что он устал бороться с искушением. Устал так же, как и она.

– Ты слишком дерзкий, Грегор Макфингел Камерон.

– Да, верно, и в мои планы входит еще большая дерзость. – Он наклонился и почесал за ухом Шарлеманя, пристроившегося у его ног.

– Хорошо, когда у мужчины есть план, – в тон ему ответила Алана. Грегор внезапно привлек ее к себе. – Ах, но нам ведь надо отнести в лагерь рыбу.

– Кто сказал, что нам надо возвращаться в лагерь? Здесь замечательное место.

– Солнце еще высоко.

– У меня не хватит терпения ждать возвращения в лагерь, а тем более – ждать заката.

Алана собиралась сказать что-то насчет его поспешности и нетерпения (хотя на самом деле подобное нетерпение ей очень льстило), но он поцеловал ее, и она тотчас же забыла все, что собиралась сказать. Поцелуй Грегора свидетельствовал о силе его желания. Она была нужна ему, и это чувствовалось, когда он прижимал ее к себе. И еще она чувствовала, как его желание передается ей, чувствовала, как разгорается ее страсть.

Все крепче прижимаясь к Грегору, Алана, как умела, отвечала на его поцелуи. В какой-то момент он медленно опустился на мягкую прибрежную травку, увлекая за собой девушку. И ей вдруг показалось, что и тело ее, и душа, и сердце с облегчением вздохнули, когда Грегор опустился на нее сверху.

Она ждала этого мгновения три долгих дня, и их взаимное влечение усиливалось с каждым поцелуем, с каждым прикосновением, с каждым страстным взглядом. Алана уже давно отбросила все сомнения; она ждала, когда рана Грегора затянется, ждала с тем же нетерпением, что и он.

– Скажи «да», девочка, – пробормотал Грегор, целуя ее в шею и одновременно расшнуровывая платье. – Ты говорила мне «да» каждым своим поцелуем, каждой лаской и каждым вздохом – говорила все эти дни, но ни разу так и не произнесла заветного слова. Скажи его сейчас, Алана. Скажи «да».

– Да, Грегор, да.

Если бы ему так отчаянно не хотелось прижимать ее к себе, он, наверное, в счастливом изнеможении скатился бы с нее. Несмотря на вполне очевидные признаки того, что она действительно хотела стать его любовницей, Грегор не был до конца уверен в том, что это – именно то, чего она желала. Алана была девственницей; кроме того, она была девушкой знатного рода, чья девственность считалась той наградой, которую она могла вручить лишь мужу. А он не обещал ей взамен ни любви, ни брака. Грегор боялся, что в последний момент она отступит и потребует пообещать ей то, чего он пока не мог обещать.

Он раздевал ее слишком торопливо, и потому не очень-то умело; нетерпение все еще владело им. Сорвав с Аланы последние покровы, он присел перед ней и, не обращая внимания на краску стыда, заливавшую ее щеки, с жадностью на нее уставился. Она была стройной и изящной, а округлости ее были лишь слегка обозначены. По сравнению с женщинами из его прошлого Алана была совсем как девочка-подросток, но с того самого дня, как он снял с ее груди повязку, он не воспринимал ее как ребенка. Вероятно, она никогда не нарастит пышные формы, но ему нравилась ее стройная тоненькая фигурка.

Продолжая смотреть на нее, наблюдая, как соски ее отвердевают под его взглядом, Грегор думал о том, что ему придется крепко держать себя в руках, когда он окажется в ней. Она была невинна, и он должен был обращаться с ней нежно. Он понимал, что первый раз для женщины очень важен и что память об этом остается с женщиной навсегда – для того, чтобы это понять, не требовался личный опыт общения с девственницами.

Несмотря на снедавший его чувственный голод, Грегор немного нервничал. Ему было ясно: придется забыть о собственных желаниях, пока он не распалит в ней страсть до того накала, что боль, которую он ей причинит, не охладит ее пыла.

Вернувшись в объятия Аланы, он ощутил, как по телу ее пробежал легкий трепет, и мысленно вздохнул с облегчением. Все могло оказаться гораздо проще, чем он думал. Казалось, Алана желала его не меньше, чем он ее.

– Ах, девочка, мне так хорошо с тобой, – пробормотал он, поглаживая ее бедро. – Я ждал этого момента с той минуты, как обнаружил, что ты не ребенок.

Теперь, когда он не разглядывал ее в упор, Алана почувствовала, что ее смущение уходит.

– Я тоже иногда подумывала об этом. – Она пробежала кончиками пальцев по его широкой груди. – Ах, Грегор, ты очень красивый мужчина.

– А я не видел ничего прекраснее, чем то, что вижу сейчас. Ты лежишь на зеленой траве, согретая солнышком, что золотит твою нежную кожу.

Грегор поцеловал ее, не позволив возразить. Его немного обижало, что она сомневается в его искренности, но он понимал, в чем причина этого. Она давно внушила себе, что некрасива. Может, так произошло из-за неосторожно брошенного кем-то слова? Или причина – ее собственные страхи и сомнения? Во всяком случае, она считала себя некрасивой, и было ясно, что несколькими поцелуями ее не переубедить. Но он твердо решил: даже если Алана не захочет с ним остаться – у него при одной мысли об этом как-то странно заныло сердце, – он сделает все возможное, чтобы она обрела уверенность в себе, чтобы не сомневалась в том, что красива и необычайно привлекательна.

Алана провела ладонями по его плечам, а затем несколько раз поцеловала в грудь. Ей было невероятно хорошо. Во время уроков врачевания она видела много мужских тел, но ни одно из них не вызывало в ней такой острой потребности к нему прикоснуться. Чувствовать под ладонями тепло его кожи, ощущать, как напрягаются его мышцы в тот момент, когда он меняет положение в ее объятиях, – все это было восхитительно и еще сильнее возбуждало.

Когда же он накрыл ее груди своими чуть шершавыми от мозолей ладонями и поцеловал ложбинку между ними, Алана со стоном закрыла глаза – и словно поплыла куда-то. Жаркое и влажное прикосновение языка к ее отвердевшим соскам заставило ее вздрогнуть и прижаться к нему покрепче. Крик сорвался с ее губ – крик восторга и изумления, – когда он принялся целовать ее груди и легонько покусывать. Вихрь наслаждения подхватил ее, наслаждения настолько острого, что она даже удивилась тому, что еще не лишилась чувств. Повинуясь внезапному порыву, Алана запустила пальцы в его густую черную шевелюру и еще крепче прижала к своей груди – как будто молила о том, чтобы он наконец сделал то, чего она так страстно желала.