Мне повезло, за неделю до свадьбы с герцогом Катька вся в слезах и в радостях мне объявила, что от меня понесла[44]и больше не хочет замуж ни за Карла-Леопольда, ни за Ваську Коновницына. А я, схватившись за голову, принялся ее уговаривать не делать глупостей, не разносить вести о беременности по двору, но ничего не помогало. Катька твердо мне заявила, что собирается идти к Петру Алексеевичу и просить его благословения на замужество со мной.

А до ее официального замужества оставалась какая-то неделя.

Поэтому я не знал, что мне делать дальше с этой упрямой и глупой принцессой, весь замер в ожидании большого скандала, в душе проклиная свои башмаки и дорожную грязь.

Екатерина Ивановна была полна женской решимости постоять за совместную жизнь со мной, рвалась к Петру Алексеевичу для секретного разговора по этому поводу. Я же знал, что после этого разговора мне грозит или пожизненное заключение, или лишение головы, так как опять засунул нос в не свое дело. Но Екатерина Ивановна все-таки проявила слабость и решила в предварительном порядке обсудить вопрос с государыней Екатериной Алексеевной. Та моментально, как только государева племянница произнесла слова о своей беременности, ухватила суть проблемы. Она поняла, что я, выполняя тайное распоряжение Петра Алексеевича о русском наследнике мекленбургского герцога, перестарался и своими непомерными действиями влюбил в себя герцогскую невесту. Приобняв Катьку за талию, государыня Екатерина Алексеевна, с женским любопытством поглядывая в мою сторону, увлекла ее в свои покои.

Оттуда они обе не выходили два дня и две ночи, которые Петр Алексеевич и я проспали в полном одиночестве. Полубояров непрестанно таскал туда одну бутылку рейнского за другой и вскоре с общего счета совсем сбился, не забывая при этом каждый раз прихлебывать из каждой бутылки, лично на своей собственной шкуре проверяя — не отравлено ли это немецкое вино. К вечеру второго дня из царских покоев, покачиваясь, вышла пьяная вусмерть государыня Екатерина Алексеевна и, увидя меня поблизости, поманила пальчиком, сказала:

— Ну, брат Алешка Макаров, иди, отрабатывай свою последнюю ночь с Катькой. Она немного пьяна, но тебя очень ждет. После этой ночи ты Катьки и пальцем не коснешься, а рожать она будет твоему Карле. Так что тебе придется ее забыть и на меня переключиться, когда я тебя об этом попрошу. — С этими словами государыня Екатерина Алексеевна отправилась разыскивать государя Петра Алексеевича.

А я стоял и подрагивал мелкой трусоватой дрожью из-за последних слов государыни, связь с ней означала лишение головы, Петр Алексеевич не будет долго солому жевать по этому поводу.

То, что эта женщина не шутила, было понятно, но к этому времени она уже была не той простой женщиной, Мартой Скавронской, которую под Нарвой у солдат отобрал Алексашка Меншиков, а стала русской государыней и любимой женой нашего государя Петра Алексеевича. В игры любовные с нею играть было как с голодным тигром в одной клетке находиться, Петр Алексеевич в секунду тебя схарчит.

Совесть в отношениях с женщинами многое мне позволяла. Сохраняя маску верного слуги и соратника государя, двадцать четыре часа в сутки о нем и о державных делах пекущегося, я находил достаточно времени, чтобы в часы любви много тайного узнавать из уст любовниц — дочерей, жен и наложниц придворных сановников и вельмож. Но об этой стороне моей жизни никто не знал и не догадывался. Времена были старинными, и нравы были строгими, поэтому мои женщины ради нескольких минут настоящих любовных утех хранили эту тайну за плотно сомкнутыми ртами. Под страхом лютого наказания и даже смерти они особо не распространялись на эту тему. Случайная встреча с Екатериной Ивановной и в этой связи поручение Петра Алексеевича чуть не поломали мною налаженный механизм получения секретной информации, сделали так, что я оказался на краю раскрытия своей тайны.

Мне ничего не оставалось делать, как плестись в покои государыни Екатерины Алексеевны, где в ее спальне я нашел полуодетую и спящую Екатерину Ивановну. На полу валялось великое множество пустых бутылок из-под рейнского вина, осторожно переступая, чтобы не задеть какую-либо бутылку и грохотом не разбудить спящую женщину, я приблизился к кровати. Несколько мгновений смотрел на притягательную красоту обнаженного женского тела, а затем мысленным щупом проник в сознание Екатерины Ивановны. Боже мой, о чем только женщины думают, всегда такой кавардак творится в их головах, что хоть стой хоть падай. Медленно передвигая свой щуп, я пытался разыскать слой воспоминаний о себе. Мои щеки покрылись пунцовой краской, я застеснялся того, что сейчас невольно, совершенно не желая этого, узнавал, когда мысленный щуп достиг искомого слоя памяти и начал в него углубляться.

Неужели женщины могут так мыслить!

Я начал слой за слоем изменять свой образ в этих слоях воспоминаний образами лейб-капитана Васьки Коновницына. Работа была филигранной и тонкой, раз пропустишь свой образ в слое памяти этой молодой женщины, вся работа пойдет насмарку, любовь к Ваське Коновницыну может и не вернуться к Катерине Ивановне. Только через десять минут, когда пот крупными каплями катился с моего лба, работа с памятью и воспоминаниями молодой женщины была успешно завершена. Принцесса, невеста немецкого герцога, любовница русского капитана Катерина Ивановна продолжала спать, время от времени нашептывая во сне:

— Васька, убери руки. Васька, прекрати баловать, я и так уже от тебя понесла. Государыня Екатерина Алексеевна будет ругаться. Ну убери же руки… о-о… как хорошо, Васенька.

3

Бракосочетание Карла-Леопольда, герцога Мекленбург-Шверинского и русской принцессы Катерины Ивановны проходило в маленькой православной часовенке в Данциге. Часовенку срубили и поставили солдаты корпуса Борьки Шереметева, Петр Алексеевич приказал ее построить специально к этому случаю. Но она была настолько мала, что приглашенному и неприглашенному народу там негде было поместиться, поэтому большинство народа теснилось на площади перед входом в часовенку.

Вся площадь перед часовенкой была забита солдатами и немцами, пришедшими полюбоваться празднеством. Причем последние, с ненавистью в глазах поглядывая на русских солдат, вместе с ними бешено рукоплескали обоим монархам, своему Августу II и нашему государю, Петру Алексеевичу, которые в этот момент спешились со своих лошадей и проходили в часовенку на таинство венчания. Вся раскрасневшаяся от внимания собравшейся в часовенке публики, взволнованная принцесса Катерина Ивановна стояла перед алтарем и с такой пылкостью и страстностью молодости произнесла слова согласия на вступление в брак, что стоящая за ее спиной публика от умиления вытирала слезы, потекшие из глаз. Герцог Карл-Леопольд стоял рядом с невестой с невыразительным и совершенно тупым выражением лица, в руке он держал заранее приготовленное обручальное кольцо, которое должен был надеть на палец своей невесте, будущей супруге.