— Поднимитесь в надстройку, — сказал он. — Глэдис там одна и ждет вас. Ее лифт в конце коридора налево.

— Я так рада за вас обоих, — сказала Мама Девочка и поцеловала Хо в щеку.

— Я ведь люблю ее, — ответил Хо, — но я просто не знаю, что мне с ней делать. Она хочет, чтобы все было по ее, и мне как-то не удается…

— Не сразу, — сказала Мама Девочка.

— Может, применить силу? — спросил Хо, очень быстро, потому что вошли еще несколько человек.

— Да, — ответила Мама Девочка, — и много силы, но — не сразу.

Когда Глэдис была наконец готова спуститься к гостям, она остановилась наверху закругленной мраморной лестницы, которая спускается на пятый этаж, остановилась — и стала ждать. Огромный зал внизу было полон разодетых гостей, они ели, пили и разговаривали. Потом кто-то из них посмотрел вверх и увидел ее, и тогда они все задрали головы, и Глэдис медленно и осторожно начала спускаться вниз по лестнице.

Я уже пошла было за ней следом, но Мама Девочка схватила меня за руку и потянула назад.

— Ради бога!

Там снимали сразу шесть или семь фотографов. У одного из них была большущая кинокамера.

— Пошли, — позвала меня Мама Девочка.

Мы вернулись в надстройку и снова вошли в лифт.

— Что случилось?

— Нам надо отсюда уйти.

— Нельзя, — сказала я. — Глэдис очень расстроится.

— Да ничего подобного! Она даже не заметит.

Мама Девочка нажала одну из кнопок, дверь закрылась, и лифт медленно пополз вниз. На каждом этаже за дверью слышался страшный шум. Лифт остановился, дверь отодвинулась, и мы вышли в вестибюль.

В вестибюле было полным-полно людей, незнакомых Маме Девочке, и она стала искать глазами другой выход, но его нигде не было видно. Мы решили пробиться как-нибудь к главному выходу, но, когда дошли до лестницы, которая вела на второй этаж, толпа понесла нас наверх. На втором этаже Мама Девочка тоже не увидела ни одного знакомого лица, нам и здесь не удалось выбраться из толпы, и нас потащило на третий этаж. Там тоже не оказалось ни одного знакомого лица. То же самое было и на четвертом. На каждом этаже, вероятно, было не меньше сотни гостей, а на пятом, наверное, даже две — и все они восхищались Глэдис. А она разговаривала и смеялась так, что ее было слышно на всех этажах, и флиртовала со всеми мужчинами, которые ей подвертывались.

— Надо отсюда смыться, — сказала Мама Девочка. — Лучших приемов я не видела, но пришла я только потому, что в своей телеграмме она писала: если я не приду, ее брак не состоится и виновата в этом буду я. А уж такой грех я на душу брать не хочу. Я хотела только, чтобы она узнала, как я за нее рада, а теперь нам надо идти приниматься за работу.

На мраморной лестнице, которая вела в надстройку, было страшно много народу, но мы кое-как протиснулись и опять оказались на самом верху. Мы уже собирались войти в надстройку и снова съехать на лифте, но Глэдис увидела нас и замахала рукой.

«Ой-ой, — подумала я, — теперь-то уж нам придется остаться». Но Глэдис перестала махать и снова начала флиртовать с мужчинами, так что мы быстренько прошли в надстройку. Мы были уже совсем недалеко от лифта, когда увидели, что в уголке, у маленького бара, кто-то стоит и пьет. Это был Хо.

— Вы-то почему здесь? — спросила Мама Девочка.

— Выпить. Ну и хлебнул же я за сегодняшний день! Ее друзья пришли сюда не для того, чтобы увидеть меня, — это я вам могу сказать точно. Они приняли меня за дворецкого. И не для того, чтобы видеть ее; зачем они пришли, я вообще не понимаю. И еще я не понимаю, зачем я ввязался в эту историю. Ну что это за женщина?

— Послушайте-ка, — сказала Мама Девочка, — поставьте стакан и возьмите себя в руки. Через каких-нибудь часа два прием кончится, и вы останетесь наедине с редкостной и привлекательной девушкой — вашей (а не чьей-нибудь) женой.

— Но для чего прием?

— Для веселья. А сейчас, пожалуйста, ступайте вниз и веселитесь вместе со всеми. Они все женатые, и каждый из них празднует в душе собственную свадьбу; ну а вы празднуйте свою.

— Почему тогда вы не внизу? — спросил Хо.

— О, я побывала на всех этажах по очереди. Уже шестой час, и полшестого у меня репетиция. Похоже, что я опоздаю, но я не могла не прийти хотя бы на часок пожелать счастья вам обоим.

— Моя мать — внизу, среди незнакомых людей. Она потеряла моего отца, я хочу сказать — здесь, на свадьбе, через две минуты после их прихода. Где он — я не знаю. Зато я знаю, где моя жена, и знаю, где я: нигде, вот где.

— Прошу вас, — сказала Мама Девочка, — возьмите себя в руки и не думайте о своей матери: она, вероятно, веселится больше любого из гостей. И о своем отце не думайте: здесь полным-полно красивых женщин и девушек. И по-моему, вам лучше не думать также и о себе. Это единственный способ начать семейную жизнь. Просто веселиться — с незнакомыми.

— Ничего не понимаю. Мне тридцать семь лет. Это мой первый брак. Я ждал так долго потому, что нужно страшно много времени для того, чтобы стать врачом. И еще потому, что брак всегда значил для меня больше, чем что-либо другое на свете. А это разве брак?

— Нет, всего лишь свадебный прием, — ответила Мама Девочка. — Поверьте мне, такое начало семейной жизни не хуже любого другого, если только вы можете его себе позволить. Перестаньте сторониться людей. Это — первое. Потерпите, скоро вы будете наедине с ней все время. Оглянуться не успеете, как останетесь с ней вдвоем. Мне пора идти, но перед этим позвольте проводить вас вниз к вашей жене.

— Я теряюсь там.

— Вот там и теряйтесь, а не здесь. Завтра поймете сами, как я была права.

— Не гожусь я в мужья сумасшедшей. Ведь она сумасшедшая?

— Конечно нет. Просто она потерянная и надеется, что вы ей поможете. Вы уже женаты…

Хо посмотрел на свои часы:

— …час тридцать пять минут.

— Да. И чем скорее вы начнете помогать ей — тем лучше.

— Но как?

— Постепенно, и начать лучше прямо сейчас. Ступайте вниз к своей жене и будьте ей мужем.

Хо поставил стакан и скорчил гримасу. Потом потряс головой, будто хотел из нее что-то вытряхнуть, а потом пошел к двери, отворил ее и вышел.

А мы с Мамой Девочкой поспешили в лифт. Когда мы вышли в вестибюль, там было уже не так много народу, и очень скоро мы выбрались на улицу. Мы прошли пешком до угла, и там оказалось такси, и мы поехали на нем в «Пьер». Мама Девочка позвонила из вестибюля мисс Крэншоу — объяснить, почему мы запоздали, а потом мы с ней поднялись. Мама Девочка и мисс Крэншоу поговорили минутку о приеме у Глэдис Дюбарри, а потом пора было приниматься за работу.

— Начнем с начала второго акта, — сказала мисс Крэншоу. — Ключ такой: мать говорит веселые вещи, но на самом деле ей вовсе не весело. Нас интересуют сейчас только интонации; позы, движения и жесты — потом. Начинайте читать.