Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Легенда: парализованный худой мальчик встаёт с постели. Он лежал на ней всю жизнь. Но сегодня он — на белом носороге с редкой для носорога грацией влетает на поле боя. Враг повержен. Мальчик проходит сквозь вековое дерево и в нём, в этом дереве растворяется навсегда. Он выполнил то единственное, для чего родился — прогнал врагов. А теперь может отойти в мир духов.
Чилийский журналист сравнивает экономику своей страны с экономикой Аргентины.
Африка: из-за ссоры богов люди прячутся в болоте. Кругом — хтоническая буря. Когда всё утихает, люди выходят из болот и обнаруживают … у всех тёмная кожа! Но «под тёмной кожей — светлая, сияющая душа».
Последняя легенда прочитана — страничка сайта заканчивается витиеватой линией. Что могло отразиться в подсознании того, кто на них воспитан? Везде — желание помочь, попытки кого-то спасти, борьба с джунглями… Так, стоп. Пытаться понять его через легенды — это, как объяснять поступки любого русского человека, скажем, через сказку «Колобок».
Рамирес. Допечатываю статью. Почему моё сердце замирает, когда я читаю об индейцах Чили, которые, в очередной раз пошли в Сантьяго? Почему меня преследует ощущение, что мой род — это не здесь, где заснеженная ветка рябины, а там, где цветёт айва и распускается манговое дерево?
Откуда это чувство, что меня разлучили с моей родной страной в детстве и даже не сказали, что это за страна? Может, кто-то в моей семье был вынужден оставить свою жаркую родину и переселиться сюда?
В воскресный полдень мы с Домиником уже ждали старушку, которая должна подойти к букинисту. Она пришла в два часа. Мы уже хотели уйти, как Доминик заметил скрюченную бабушку, которая довольно быстро двигалась в сторону продавца книг.
Сначала старушка испугалась: за книги надо заплатить?! Да, этот словарь она взяла с полки в библиотеке. Он лежал там, где можно взять бесплатно! Наконец, она оттаяла и дала мне свой телефон. Да, там ещё была какая-то записка. Или письмо: она не помнит. Да, можно позвонить в среду вечером, часов в пять.
Джаспер назначил интервью на следующую субботу. Впрочем, у меня на это задание — целый месяц.
Даже перед поступлением на факультет журналистики я не исписывала вопросами столько страниц блокнота. А тут — 18 вопросов, и все требуют развернутого ответа. Как будто это интервью с политиком для первой полосы серьёзного издания!
Встреча — в 11.00. Я приехала в 8.50. Побродить по университетским коридорам? Или обойти кругом все общежития, выйти на мост, дойти до соснового леса? Там, в лесу — загадочное природное нагромождение камней. Древние люди приносили там жертвы, а революционеры устраивали тайные собрания. Я пошла в сторону моста.
Каменные нагромождения и правда внушают какое-то странное чувство. Но они не давят на меня, а почему-то дают ощущение свежести и свободы. Время 10.30. 30 минут хватит, чтобы дойти до общежития, где ждёт Джаспер.
Мы поднялись в ту же комнату, где три года назад он дал мне попробовать шарики из манной муки. Было также холодно. В тот раз он вышел ко мне в фартуке со сковородкой в руках. Тогда он приготовил мне курицу по рецепту своей страны. И эта еда показалась мне удивительно вкусной.
Джаспер вышел ко мне в сером костюме с синим галстуком и в шляпе. Ох уж эта его привычка ходить в шляпе в помещении! На галстуке поблёскивал полупрозрачный голубой камень размером с капельку воды.
Странно сидеть на этом диване и задавать ему вопросы, как незнакомому. Он улыбался — как всем и всегда. Мы говорили по-французски. Я перепутала форму глагола в прошедшем времени. Но Джаспер меня не поправил.
— Джаспер, на каком языке ты мыслишь? — вот сейчас надо внимательно следить за выражением его лица. Он задумался.
– Ça dépend des gens dont je communique77, — он пустился объяснять, в каких ситуациях и когда он мыслит на русском — ведь этого хочет редактор? Потом стал рассказывать, как спрягать глагол "говорить" на суахили. Не помню, к чему. Я уже собиралась спросить, на каком языке он молится. Нет сначала надо — как учить иностранный язык. Статья ведь об этом.
По его словам, чтобы выучить иностранный язык, надо влюбиться в него, как в девушку! Стоп… девушка. Влюбиться и не сказать, что у тебя есть невеста?
Помню, спросила его однажды: ты говоришь, что любишь меня. А вдруг там, на другом континенте есть девушка, которая тебя ждёт? Он стал уверять: никакой девушки у него нет! Как он мог строить отношения, если не знает, где будет жить?!
Неужели он влюблялся и влюблял в себя, чтобы бегло говорить на разных языках? Если тебе надо ответить на любовное сообщение или обидеться или сказать что-то важное на чужом языке, иностранные слова быстрее впечатываются в память. Как потом их забудешь? Так у него был чисто лингвистический интерес?!
Когда интервью закончилось, и я уже потянулась за шапкой, Джаспер вдруг вспомнил: он приготовил мне чай. Вот, в термосе, чтобы я согрелась после вечерних занятий. Термос можно отдать потом. И печенье — для меня. И вот ещё булочка из хлебного киоска — он никогда не ел ничего вкуснее.
— Все просят меня помочь, а благодарить не хотят, — сказал он, надевая ботинки: он пошёл провожать меня. — Всем вечно что-то надо. А поговорить просто так, по-человечески — не с кем! — он помог мне надеть пуховик.
— Но я всегда хотела с тобой общаться! И даже сейчас. Ты женат, мы не пара. Но я могу тебя выслушать. Всегда. Почему ты не сказал, что женишься? Я бы поняла.
— Иногда мы не выбираем обстоятельства, — он улыбнулся.
Когда мы попрощались, я вспомнила: я не спросила его, на каком языке он молится!
Вырваться в городок
— Можно мне ещё поговорить с твоим хахалем? Уж больно он мне понравился, — бабушка, которая унесла мои книги, отвечала по телефону довольно бодро.
— Здравствуйте! — старательно выговаривает Доминик.
Мы передаём друг другу трубку второй или третий раз. Пожилая женщина рассказала про внучку и внука, про кошку, про то, как относится к политической ситуации в стране и в мире. Ни слова о том, где книги.
Когда экран телефона предательски потемнел, показывая низкий процент зарядки, она вспомнила: да, был какой-то конверт. Она хотела выбросить, но потом положила его между книгами. Эти книги она отдала или своему знакомому — есть один мужчина. Или внуку. Он студент,
