Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доминик принялся объяснять: он добавляет в воду экстракт грибов. Это чага. Она действует как ускоритель роста. В лесу деревья, на которых есть чага, растут быстрее. Как раз это он и должен доказать или опровергнуть.
Луч осветил ростки, скользнул по лицу Доминика. Доминик говорил неспешно: нам надо пожениться. Он приводил доводы: я не должна жить одна. Обо мне должен кто-то заботиться. Надо думать о будущем. Никто не позаботится обо мне также, как он. Да, он не красив. Но другой мужчина, пусть и более красивый, не будет относиться ко мне также, как он. Но главное — без него я одна!
— Я не одна. У меня есть мама. И друзья со всего мира! — от его слов стало неуютно, хотелось защититься. Но в тоже время…
— Никакие они не друзья! Они все уедут и не вспомнят тебя, — он взял меня за руки, — а я буду заботиться о тебе!
Он попросил меня подумать до лета.
***
Манго, тяжёлое, как сердце дракона, трепещется в тонком мешке. Желтоватая кожица с красной «грудкой» едва сдерживает сок.
Джаспер попросил меня помочь ему положить отца в диспансер для онкобольных. Отец Джаспера заболел давно. Но в этом году он привёз его в нашу страну, потому что здесь он сможет его вылечить. Так он, по крайней мере, думает.
Коридор, кофейный автомат, розовые стены. Не похоже, что здесь умирают: этого не может быть, когда кто-то покупает кофе в автомате, а женщина со шваброй катит тележку по коридору. Может, я ошиблась? Нет, тот самый адрес.
В прошлый раз мы с Джаспером приехали сюда на такси. Его отец ничего не говорил. Он поздоровался со мной, лишь медленно кивнув. Женщина из регистратуры давала Джасперу какие-то бумаги. Мы долго читали их, затем он поставил свою подпись. Потом мы пошли к врачу. Мне практически не пришлось переводить: Джаспер сам отвечал на вопросы, уточнив у меня смысл лишь нескольких фраз.
Из коридора появилась сгорбленная фигура и направилась ко мне. Джаспер стал сутулиться.
— Bonjour… Il se sent comment83? — я открыла рюкзак, достала документы, сложенные вдвое, и отдала ему.
— Merci84, — Джаспер посмотрел мне в глаза, дотронулся до моего плеча, но так и не ответил на вопрос.
Мы постояли. Он смотрел, так, как будто собирался что-то сказать, но передумал. Может, он хочет, чтобы я ничего не спрашивала?
— J'ai porté85… — уместно ли предложить его отцу этот спелый плод? Сможет ли он это съесть? Я открыла рюкзак, уже нащупав манго где-то на дне, под кошельком и блокнотом. Плод готов треснуть от своих же соков. Как его нахваливал толстый продавец на рынке! Я стала доставать фрукт из рюкзака.
Телефон Джаспера мигнул вспышкой света. Джаспер быстро зашагал в сторону лестницы, успев ещё раз сказать мне "merci".
Я тихонько заскользила по улице. На перекрёстке возле каменной стены стоял старик в потрепанной серой куртке и протягивал шапку. Он всё время оглядывался, не идут ли полицейские. Прохожие перебегали дорогу, толкая его, прижимая к стене, наступая ему на ботинки.
По тому, как он протягивал шапку, едва шевеля губами, становилось понятно: он ничего не ждал. Но всё же приходил на этот оживленный перекрёсток в 12 часов дня и в восемь вечера.
Я достала манго и положила ему в шапку.
— Что это, доченька? — он смотрел на желтоватый плод, будто ему положили метеорит.
— Это манго. Внутри — косточка. Не забудьте почистить шкурку, — ни один мужчина не называл меня «доченькой», и я старалась не заплакать.
— Ой, доченька, Бог тебя благослови! Лекарства сейчас дорогие стали. Пенсии не хватает, — он снова стал оправдываться, снова благодарить. Его глаза мутного неопределённого цвета посветлели, и он принялся заталкивать плод во внутренний карман куртки, боясь выронить.
Вечером, когда телевизор уютно рассказывал чью-то историю, а на кухне весело засвистел чайник, на экране телефона высветилось сообщение от Джаспера:
— Я жалею, что женился. Я бы хотел всё вернуть, — рядом — значок в виде заплаканной мордочки.
Я ещё раз открыла его страницу с его свадебной фотографией. Молодые стояли на ступенях лютеранской церкви, видимо, в национальных одеяниях — длинных одеждах сиреневых оттенков. Подпись: «Сегодня я надел самый красивый костюм»! Свадьба прошла в конце ноября. Он сорвался на другой континент посреди учебного года, чтобы стать мужем этой девушки.
Я вспомнила очередь из иностранных студентов, растянутую по всему коридору: кому-то — на поселение в общежитие, кому-то — в визовый отдел. Шум, слова на китайском, французском и английском, быстрый арабский говор, мягкая испанская речь. В руках у каждого студента — внушительная папка документов. Уехать посреди года, но сохранить место в общежитии — дело хлопотное: надо заполнить заявления и, как минимум, неделю ездить из здания — в здание. Если бы он не хотел жениться, любое препятствие могло стать непреодолимым.
Мама уже вернулась с работы. Мы заварили чай с какими-то красноватыми ягодами, разлили его в глиняные кружки. Апельсиновый джем, тёмный шоколад, миндаль…
Я переключила канал. Фильм уже заканчивался.
— Ты сегодня должен был жениться, — констатировала героиня фильма.
— Должен был, но не смог. Мы стояли у алтаря. Я посмотрел на неё и понял, что она — не ты, — киногерои взглянули друг на друга и принялись целоваться.
Я хотела ничего не отвечать Джасперу, но вспомнила кое-что и написала:
— Tu as fait ton chois. Et… je ne suis pas madame Bovarie86!
***
Я торопилась к ней на интервью — для университета. Она пригласила меня к себе домой.
Всё в её доме напоминало пещеру, хотя в квартире довольно светло. Может, вот эта люстра, похожая на сталагмиты? Или вьющееся растение, свисающее со стены? Или камни на полках в шкафу между книгами. Большие карие глаза тоже смотрят, словно из глубины.
— Как вы решили писать книги о затопленных сёлах? — вытаскиваю диктофон.
Она задумалась и попросила пока не записывать.
— Я стояла над водой как-то во время одной из поездок с моими студентами-историками. Затопленное место. В этот момент подумала: в нашей стране никогда не ценилась жизнь отдельного человека. Если это не правитель, как бы он ни назывался. И не подвиг во имя Правителя. Это и сейчас так, только приправлено другим соусом. Мне стало страшно,
