Чудовище издало негромкий рык, как бы примериваясь. Мастер уставился в налитые кровью глаза, хотя ему очень не хотелось этого делать. Его колотил озноб, хотя спина была мокрой от пота.

Дог моргнул, и мастер за долю секунды поставил вторую ногу на ступеньку. Стоять стало легче, но чудовище взволновалось и переступило лапами.

Электрик почувствовал, что собственные ноги больше его не держат. Спасения не было. Сейчас это исчадие ада прыгнет – и загрызет его насмерть. А возможно, и загрызать будет нечего, своим весом чудовище просто раздавит его в лепешку.

Однако мастер оказался человеком мужественным. Зная, что помощи ждать неоткуда, он вспомнил лозунг советских времен, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и постарался взять себя в эти самые руки.

Он пристально уставился в горящие глаза и затих. Чудовище снова моргнуло, тогда электрик сделал малюсенький шажок к стене. Дальше дело пошло быстрее. Каждый раз, когда дог моргал, мастер понемногу передвигался, и вот уже достиг стены и с облегченным вздохом к ней прислонился.

Чудовище повернуло голову и вопросительно рыкнуло – вроде бы злоумышленник, проникший в дом, не делал резких движений, а отчего-то оказался не напротив двери, а слева. Мастер был от природы наблюдательным человеком, в данном случае он понял, что страшилище, с которым привелось ему сойтись на узкой дорожке, злобное, опасное, но небольшого ума. Таким же образом, делая едва заметные движения, электрик сполз по стене на пол. Чудовище, которому надоело смотреть на нарушителя сверху, улеглось на свой матрасик и даже, кажется, задремало. Электрик запасся терпением и тоже затих.

Такую картину я и застала, вернувшись от Алисы. При звуке открываемого замка Бонни очнулся от дремы и приветствовал меня громогласным лаем. Он мотал хвостом и горделиво указывал на несчастного электрика, у которого не осталось уже сил даже на ругань.

Видя мое расстроенное лицо, электрик немного смягчился и милостиво принял порцию извинений и две чашки чая с бутербродами. Бонни я при нем нарочно не дала ни кусочка, чтобы пес осознал свою ошибку.

– И что мне с тобой делать? – вопросила я, выпроводив электрика за порог. – Ты понимаешь, что я работаю? Бонни, если ты продолжишь так себя вести, никто не станет меня нанимать, и нам будет нечего есть! Не будет денег на обычный сухой корм, я уже не говорю про твои любимые морепродукты!

«Рассказывай!» – просемафорил он мне глазами.

Вот и все мое воспитание.

Не было и речи о том, чтобы оставить этого негодяя дома, кстати, подошло время прогулки, так что Бонни был в своем праве, и мы отправились к Любе. Отправились без звонка, потому что мобильного у нее не имелось – муж расколотил, а в съемной квартире хозяин нарочно аппарат не установил, чтобы не подставили его потом на большие деньги за междугородние переговоры.

Мы очень удачно вошли в подъезд вслед за внушительной тетей в красном клетчатом пальто с двумя огромными сумками. Тетка поглядела на нас весьма неприязненно, но сказать ничего не посмела, потому что Бонни вроде бы совершенно случайно показал ей клыки. Подошел лифт – обычный, небольшой, куда помещается лишь четыре человека, тетка мигом всунула туда свои сумки и шмыгнула сама. И не осталось места даже для меня, не то что для Бонни. Я вздохнула и потянула его к лестнице.

По дороге я размышляла. Что-то слишком я забегалась в связи с этим делом. Нет бы посидеть дома, спокойно подумать… «Дурная голова ногам покоя не дает», – говорит по этому поводу дядя Вася, и часто бывает прав.

Внезапно я почувствовала, что мне очень его не хватает, его ворчания, его наставлений и нравоучений. Что греха таить, опыта в расследовании у меня маловато, а дядя Вася в своем деле собаку съел. Такую же большую, как Бонни.

Но ни за что не стану звонить ему первая, сказал же он, чтобы его не беспокоили, да еще таким пренебрежительным тоном! Он, видите ли, работает, а я тут что – груши околачиваю?

Люба жила на седьмом, но еще с шестого этажа мы услышали тягучий жалостливый вой – это заливалась Анджелина Джоли. Не могу сказать, что она переплюнула в этом занятии Бонни, – мой ненаглядный питомец по части воя даст сто очков вперед самой собаке Баскервилей, но все же звуки впечатляли. Бонни гавкнул тихонько и понюхал под дверью. Ротвейлерша, почуяв знакомый запах, радостно взвизгнула и заскребла лапами по двери со своей стороны.

– Энджи, ты что, одна дома? – на всякий случай спросила я, хотя и так все было ясно.

Бонни снова гавкнул, и тут же раскрылась дверь соседней квартиры, и на пороге показалась та самая тетка, что проскочила перед нами в лифт. Она успела переодеться из уличного в домашнее, то есть сменила красное клетчатое пальто на такой же красный плюшевый брючный костюм.

– Я буду ставить вопрос перед правлением нашего ТСЖ, – сказала она, не утруждая себя приветствием. – Это переходит уже всяческие границы! Невозможно находиться в квартире, через стенку все слышно! Воет как по покойнику!

– Типун вам на язык! – возмутилась я.

Энджи, сообразив, что мы не собираемся войти в квартиру и освободить ее из заточения, взвыла отчаянно.

– Сейчас же звоню в милицию! – пообещала тетка.

Бонни поглядел на меня вопросительно – съесть ее тотчас же или подождать еще немного? Как ни странно, тетка поняла его взгляд так же четко, как я. Она отпрыгнула за дверь и накинула цепочку. Не слишком разумный поступок, потому что хлипкая цепочка никак не поможет, если Бонни бросится на дверь всем своим немалым весом.

– Когда вы видели Любу в последний раз? – Я задала вопрос без надежды получить ответ, но тетка подумала и сказала, что сегодня утром они гуляли с собакой, она еще замечание сделала, чтобы не гадили во дворе, а эта, как вы говорите, Люба, ответила некультурно, послала, в общем, подальше.

«Расхрабрилась, значит, – подумала я, – теперь у нее есть своя квартира, отсюда скоро съедет, ей соседи не указ».

Бонни топтался у двери, Анджелина Джоли рыдала вовсе уже безутешно.

– Слушайте, может, она и вправду того? – спросила вдруг тетка вполне человеческим голосом и даже приоткрыла дверь. – Уж больно собачка убивается…

– Потерпите немножко, – с сочувствием ответила я, – если к ночи Люба не явится, тогда звоните в милицию. Она просто так загулять не могла, не бросила бы собаку.

Соседка поджала губы и хотела сказать какую-то гадость, но поглядела на Бонни, который ласковым ворчанием пытался утешить через дверь Энджи, и передумала. Мне с трудом удалось увести Бонни вниз, вслед нам несся неудержимый душераздирающий вой.

Н-да-а, соседка, пожалуй, права в своем недовольстве.

Мы вышли из двора и прошли по тихому переулку к автобусной остановке, подождали там немного, потом добрели до проспекта и вернулись назад. И тут увидели Любу, вылезающую из маршрутки. Если бы не Бонни, я бы ее не узнала. Все-таки мы за последние два дня довольно тесно общались. И я запомнила молодую женщину, побитую жизнью, конечно, напуганную и выбитую из привычной колеи, но все же достаточно привлекательную. Теперь же Бонни подвел меня к странной особе прилично за сорок. Надето на ней было какое-то жуткое черное пальто, волосы непричесаны и висят вокруг лица безжизненно. Под пальто виднелись все те же джинсы и кроссовки.