За это время произошел один случай, особенно хорошо запомнившийся. Генерал отправил к испанцам письмо с мальчиком-нефом, который имел в руках белый флаг в знак перемирия. Так посылали к нам испанцы своих парламентеров, и мы всегда соблюдали их полную неприкосновенность. Мальчик имел несчастье попасться на глаза офицерам с испанской галеры, которая вместе с городом перешла в наши руки. Один ил них ударил мальчика каким-то орудием и нанес такую рану, что он едва имел силы добраться до нас и вскоре скончался на глазах генерала. Последний был так разгневан, что тотчас приказал отвести двух монахов (из числа тех, которые были захвачены в городе и содержались под стражей) на то самое место, где мальчик был ранен, и повесить их. В то же время один из заключенных был отпущен на свободу, чтобы он передал повсюду, что до тех пор, пока виновный в убийстве генеральского посланца не будет выдан, ежедневно будут вешать по двое заключенных, хотя бы пришлось перевешать всех, кто находится в наших руках. На следующий же день капитан галеры привел к нам своего подчиненного и предложил выдать его. Генерал потребовал, чтобы испанцы казнили его сами на наших глазах, считая это более сильным возмездием. Так и произошла эта казнь.

Тем временем между уполномоченными обеих сторон шли переговоры о выкупе. Так как соглашение все не налаживалось, то каждое утро с рассвета и до девяти часов, когда наступала жара, уходило на то, что две сотни наших матросов с такой же охраной из солдат жгли и разрушали дома, нами не занятые. Это была работа нелегкая, так как дома были высокие и каменные.

В конце концов это удалось, но необходимость торопиться заставила генерала удовлетвориться за дома, еще уцелевшие, выкупом в двадцать тысяч дукатов".

Взятой добычей англичане остались недовольны. Матросы возмущались:

— Этот Санто-Доминго вполне приличный город, да и живут в нем богато одетые господа, но у них почему-то почти не оказалось золота!

Кто-то говорил, что все было припрятано и следовало этих "господ" хорошенько попытать. Но более бывалые объясняли, что местное золото испанцы уже давно вывезли и все рудники давно заброшены, а богатеет город лишь с сахара, имбиря да от выделки кож. Так что пытай не пытай, а толку не будет никакого.

Испанский чиновник, с которым Дрейк вел переговоры о выкупе за город Санто-Доминго, так описал его внешность: "Дрейк — это человек среднего роста, белокурый и скорее полный, чем худой, веселый и аккуратный. Он приказывает и повелевает властно. Его люди боятся его и повинуются ему. Он наказывает решительно. Резкий, неутомимый, красноречивый, склонный к вольностям и амбициям, тщеславный, хвастливый и не слишком жестокий".

Санто-Доминго. Иллюстрация к книге о плавании Дрейка Б. Боацио

Данная характеристика, скорее всего, достаточно объективна, так как дана не другом, а врагом. Но даже из нее видно, что в целом Дрейк был весьма толковым, достаточно обаятельным и, что самое главное, незлобливым человеком. Для кровавого и циничного XVI века, согласитесь, это уже немало!

* * *

От Санто-Доминго Дрейк проложил курс к материку, направив затем свой флот вдоль берегов к Картахене.

Картахена также была неплохо защищена со стороны моря, и хитрый Дрейк предпочел не прорываться под огнем в городскую гавань, а скрытно войти в близлежащую бухту в нескольких милях от города.

Быстро был высажен десант, который в течение ночи подошел к, казалось, ничего не подозревавшему городу. Но Картахена приготовила Дрейку и его людям пренеприятный сюрприз.

Из воспоминаний участника событий: "К вечеру перебрались на берег и под покровом ночи, стараясь возможно тише ступать, приблизились к городу. Мы шли по узкой полоске земли между океаном с одной стороны, и внутренней бухтой — с другой; в ширину она имела к концу не больше пятидесяти шагов. Пересекая эту косу перед нами высилась каменная стена, а перед ней — ров. В стене были небольшие ворота, наглухо забаррикадированные большими бочками из-под вина, наполненными песком. Нас заметили и ждали. Из-за стены на нас был направлен огонь шести кулеврин, со стороны залива нас обстреливали две большие галеры с одиннадцатью пушками и тремя- или четырьмястами мушкетами. И те, и другие пороха не жалели и осыпали градом пуль и ядер. Мы не отвечали и быстро двигались вперед, спеша к воротам. Начался их штурм, полетели вниз бочки с песком, все смешалось в рукопашной схватке. К счастью, наши копья оказались длиннее и наши солдаты лучше защищены. Враг не выдержал горячего натиска и бежал. Мы ворвались в город, преследуя его, и скоро завладели рыночной площадью. На всех улицах оказались траншеи и баррикады. Редко приходилось видеть более искусную и тщательную земляную работу. На разных местах были расставлены индейцы, стрелявшие из луков отравленными стрелами; малейшая царапина вела к смерти. Кроме того, потом мы нашли еще целый участок земли (которого мы счастливо избежали, держась ближе к воде), где торчали палки заостренным и тоже отравленным концом вверх, фута в полтора длиной.

Мы могли торжествовать победу. Враг бежал из города, мы были хозяевами положения. Одно было плохо: вспыхнувшая еще в пути повальная болезнь хотя и потеряла прежнюю силу, но не прекратилась. Даже перенесшие ее не поправлялись, многие теряли память… С испанцами сошлись на тридцати тысячах фунтов, или ста десяти тысячах дукатов. Когда договор был заключен, подписан и деньги получены, мы покинули город и остановились в монастыре в четверти мили от него. Тогда мы заявили испанцам, что монастырь этот еще наш, так как он не был включен в соглашение, распространявшееся лишь на самый город. Увидев свою ошибку, испанцы поспешили заключить с нами дополнительное соглашение на монастырь и на небольшой блокгауз на берегу. Мы требовали по тысяче крон за каждое из зданий; испанцы отдали требуемое за монастырь, а блокгауз предоставили нам, уверяя, что выкупить его они не в состоянии, так как и без того доведены до последней крайности. Тогда блокгауз был взорван на воздух порохом.

После шестинедельного пребывания на Картахене мы покинули его в последний день марта".

А вот еще свидетельство о деятельности Дрейка в этот период: "Было бы неправильно умолчать о том, как генерал принимал живое и непосредственное участие как самый скромный матрос во всех работах. Так было и в Санто-Доминго, и повсюду. Никогда он не полагался слепо на своих помощников, даже самых искусных и надежных. Всюду был его глаз…"

Дрейк был весьма расстроен возобновившейся эпидемией, которая внесла серьезные коррективы во все его планы. Прежде всего ему пришлось отказаться от сухопутной экспедиции в Панаму, в которой он рассчитывал поживиться куда более серьезно, чем в первый раз. Но с измученными и ослабленными матросами нечего было и думать о походе по джунглям.

— Я всегда предпочитаю сам подвергнуться опасности, чем подвергнуть ей другого! — так объяснял Дрейк своим капитанам отказ от заманчивого золотого рейда на Панаму.