Если Эдуард надеялся с помощью примирения со вчерашними врагами принести на север спокойствие, ему вскоре пришлось убедиться в тщете своих чаяний. В марте 1463 года королева Маргарита пересекла границу во главе соединенного войска Ланкастеров и шотландских отрядов. Сэр Ральф Перси тотчас переметнулся обратно в стан Ланкастеров и сдал им Бамборо и Данстанборо. Тем временем сэр Ральф Грей, очередной, недавно помилованный приверженец Ланкастеров, точно так же предал нового короля, сдав врагу Алник. В июне крупная королевская армия, отлично вооруженная и укомплектованная боеприпасами из арсеналов Кале и лондонского Тауэра, двинулась под началом Уорика на север для соединения с бароном Монтегю, недавно назначенным хранителем восточных и центральных марок[96].

Очутившись перед лицом превосходящих сил королевских войск и не видя перспективы дальнейшей поддержки со стороны шотландских властей, королева Маргарита бежала во Францию, а между Уориком и шотландскими посланниками начались переговоры о перемирии. В декабре 1463 года стороны пришли к соглашению о прекращении враждебных действий до следующего октября, вследствие чего приверженцы Ланкастеров оказались в изоляции. В январе, однако, мятежники получили поддержку, когда Сомерсет, нарушив присягу, выступил на север и в итоге (едва ускользнув из Дарема) соединился с защитниками Бамборо. Между началом февраля и концом марта Сомерсет вместе с сэром Ральфом Греем, сэром Ральфом Перси и баронами Хангерфордом и Роосом провел кампанию, результатом которой стал захват замка Норем и нескольких нортумберлендских городков.

Однако судьба вновь вмешалась в течение событий. 25 апреля барон Монтегю по пути на встречу с представителями шотландского короля Якова III наткнулся на отряд Ланкастеров под командованием Сомерсета. Разыгравшееся сражение при Хегли-Муре было недолгим: бароны Хангерфорд и Роос вскоре бежали с поля, а авангард Ланкастеров под началом Перси не выдержал натиска противника, вследствие чего погиб и сам командир. Сомерсет и Грей сумели уйти и перегруппироваться в Алнике, но 15 мая при Хексеме их внезапно атаковали отряды Йоркской партии с баронами Монтегю, Грейстоком и Уиллоуби во главе. Герцог попал в плен и на следующий день был казнен. Один лишь Грей избежал захвата и закрепился в Бамборо в компании с другим бунтовщиком, сэром Хамфри Невиллом. После артиллерийского обстрела гарнизон почел за благо сложить оружие, предоставив склонного менять политические пристрастия Грея его собственной участи. 10 июля 1464 года в Донкастере барон лишился головы, которую выставили на всеобщее обозрение на Лондонском мосту. Падение замка Бамборо ознаменовало собой окончание сопротивления приверженцев династии Ланкастеров правлению Эдуарда на севере. Занавес первого акта трагедии под названием «Война Алой и Белой розы» опустился.

Воротные башни и куртина стены замка Данстанборо в Нортумберленде, ставшего свидетелем последней в 1464 г. попытки Ланкастеров оказывать противодействие правлению Эдуарда IV

© Tim Simpson / flickr.com / CC BY-SA 2

Эдуард IV продемонстрировал примечательные мастерство и отвагу во время напряженной борьбы за престол в марте 1461 года. В самом деле, период с октября 1460 года, когда Ричард заявил о своих правах на трон, сделался свидетелем проявления решимости и беспощадности с обеих сторон, чего не наблюдалось на всем протяжении предыдущего десятилетия. В июле 1460 года, захватив под Нортгемптоном в плен Генриха VI, графы Йоркской партии продолжали придерживаться иллюзорной линии «лояльной оппозиции», совершенно несостоятельной с учетом их собственных поступков и непримиримой враждебности Маргариты Анжуйской. Вместе с тем представленные Йорком доказательства прав на корону поначалу были неприемлемыми для большинства пэров и остальной политической верхушки. Составленное в результате уступок и компромиссов соглашение стало очередным нежизнеспособным актом в цепи столь характерных для политики 1450-х годов попыток разрешения неразрешимых противоречий.

Как ни парадоксально, по всей видимости, именно смерть герцога от рук сторонников королевы Маргариты создала действительную возможность замены Генриха VI. Эдуард не был замаран грязью политических игр десятилетия и смотрелся подлинным поборником торжества общего блага, способным отомстить и за гибель отца, и за вероломство Ланкастеров. Одержанные молодым герцогом победы при Мортимерс-Кросс и Таутоне стали фактически его боевым крещением, а успех в них послужил подтверждением законности дела Йоркской партии.

Вместе с тем «медовый месяц» царствования Эдуарда был коротким. Мятеж продолжался по простой и очевидной причине: большинство подданных не поддерживали в 1461 году молодого Йорка. Его курс на примирение с бывшими приверженцами Ланкастеров, в особенности с герцогом Сомерсетом, был, по всей вероятности, верным в ретроспективе, но на деле принес больше зла, чем пользы и, как стало очевидно к 1464 году, выявил слабости нового режима. Более того, окончательного поражения приверженцев Ланкастеров удалось достигнуть не через «княжью удаль» короля, но за счет ресурсов, опыта и воли графа Уорика и его брата Монтегю. В 1463 году в письме французскому дипломату Жану де Ланнуа барон Гастингс превозносил достижения «благородного и отважного» графа Уорика в подавлении сопротивления Ланкастеров на севере. Король же, как сообщал Гастингс, «продолжал наслаждаться радостями охоты». Точное значение данной ремарки довольно туманно, один вывод из него напрашивается сам собой: Эдуард пренебрегал одной из важнейших обязанностей государя. Безопасность режима Йорков зависела прежде всего не от его усилий, а от действий Уорика. От внимания современников ни в коем случае не укрылась значимость графа, и он, самый видный из подданных Эдуарда, ожидал наград и признания.

Окончание борьбы приверженцев династии Ланкастеров на севере и захват беглого короля Генриха VI в июле 1465 года как будто бы сулили новому режиму мир и спокойствие. Хотя несогласные Ланкастеры продолжали строить заговоры в королевстве и за его границами, им не хватало ресурсов, необходимых для настоящей борьбы против Эдуарда IV. Незабываемая максима К. Б. Макфарлейна гласит: «Лишь сверхслабый правитель имел основания страшиться сверхсильных подданных» [97]. В отличие от Генриха Эдуард не был сверхслабым в плане лидерских качеств, необходимых для управления государством, но его королевская власть ограничивалась рамками политической культуры и государственных институтов, то есть условиями, в которых он действовал.

На всем протяжении 1460-х годов публичная власть короны вынужденно уживалась с личной властью графа Уорика и его родичей Невиллов. По иронии судьбы своим положением «сверхсильного подданного» (нет никакого сомнения в том, что на протяжении десятилетия граф действительно был таковым) Уорик пользовался преимущественно не столько как землевладелец, сколько как государственный чиновник, строящий свое могущество на фундаменте полученных от короны должностей. Стремление Эдуарда самостоятельно принимать решения во внешней политике, слушать советы людей по своему выбору и, что очень существенно, выбирать жену по своему вкусу вовсе не было совсем неуместным для короля. Однако все это бросало вызов Уорику и подрывало его власть, послужив причиной возобновления гражданской войны в 1469 году. Способность графа стать Делателем королей — сместить Эдуарда в пользу недееспособного и утратившего всеобщее доверие Генриха — ясно указывает на структурные проблемы, постоянно подтачивавшие королевскую власть в течение большей части XV столетия. Вместе с тем победа Эдуарда в 1471 году показывает потребность в сильном, действенном королевском правительстве, что весьма характерно для позднесредневековой Англии.