В 1184 году Великого магистра Арно де Торожа, умершего по пути в Англию, как было сказано выше, на высоком посту сменил брат Жерар де Ридфор, сенешаль главного дома ордена в Иерусалиме, самый властолюбивый и непреклонный из магистров ордена рыцарей Храма[196].

В десятый день перед апрельскими календами, через месяц после освящения патриархом Эраклием церкви Нового Темпла, в Клеркенвелле, лондонской обители госпитальеров, состоялся большой совет – заседание парламента, на котором присутствовали все епископы, графы и бароны королевства. В нем приняли участие Вильгельм, король Шотландии, и его брат Давид, граф Хантингтон, и многие графы и бароны из той далекой земли[197]. Августейшее собрание было ознакомлено от имени короля Генриха о цели торжественного посольства, прибывшего к нему из Иерусалима. Чистосердечно раскаявшись в тяжком грехе, венценосный грешник обещал выполнить наложенную на него епитимью – возглавить войско и отправиться во главе его на защиту Святой земли, однако бароны напомнили суверену, что, принимая во внимание его преклонный возраст, слабое здоровье и неспокойную обстановку в королевстве, ему лучше остаться в Англии. Кроме того, они напомнили, что торжественная коронационная клятва была принесена им до того, как на него была наложена епитимья папой Александром III, а потому, согласно клятве, он обязан был оставаться дома и управлять своими владениями, что, по мнению баронов, было более полезным для души короля, ибо в тот момент его страна как никогда нуждалась в защите своего государя от верломного вторжения Франции, и дело это было не менее угодно Богу, чем скитания в пустынях ради защиты далекого Иерусалимского королевства. Они, однако, предложили ему собрать пятьдесят тысяч марок на вооружение войска для отправки в Азию, и побудили собравшихся прелатов и дворян облачиться в одеяния крестоносцев и устремиться в далекую Палестину претворять богоугодные дела[198].

Роберт Фабиан[199] в своих трудах процитировал занятный эпизод из хроники английского летописца аббата Джона Бромтона, в котором привел разговор короля с патриархом Эраклием:

«В конце концов король ответил, что не может оставить свою землю без защиты ввиду опасности вторжения коварных французов. Но обещал, что не пожалеет средств, чтобы вооружить тех, кто пожелает отправиться в путь. Не удовлетворившись таким ответом, патриарх заявил: «Взыскуем об истинном владыке, а не о золоте; ибо со всего христианского мира стекаются к нам деньги, но ни одна из земель не послала владыку своего». Король постарался заверить его в полном содействии, но раздосадованный патриарх обрушился на него с гневной речью: «Правление твое до сих прославляло имя твое, но предательством короля Франции, убийством святого Томаса и отречением от исполнения обета искупления ты ввергаешь себя в геенну огненную». Король был непреклонен, заявив, что не может бросить свое королевство «оттого, что сыновья мои восстанут против меня в мое отсутствие». На что патриарх ответил: «Немудрено, ибо от дьявола они пришли и к дьяволу пойдут», чем вызвал сильный гнев короля. Не убоявшись ярости государя, Эраклий воскликнул: «Сделай же со мной то, что с Thomà вы сделали. Принять смерть в Англии не меньшая доблесть, чем умереть от рук неверных в Сирии, ибо ты не лучше сарацина!» – затем сел на корабль и удалился во Францию»[200].

Тем не менее, согласно свидетельству английского хрониста и биографа Генриха II Роджера Ховеденского, в 17-й день перед майскими календами патриарх сопровождал короля Генриха в Нормандию, где был созван совет правителей Франции и Англии для решения вопрос о помощи Святой земле. Оба монарха не скупились на обещания и восторженные речи, но патриарх продолжал настаивать, что его удовлетворит только присутствие короля Англии или одного из его сыновей в Палестине. Непреклонность клирика сослужила ему плохую службу – он потерпел неудачу в переговорах и в глубоком разочаровании возвратился в Святую землю[201].

По его прибытии в Иерусалим с вестью о провале миссии среди христиан Латинского королевства воцарилось смятение – неудача патриарха была воспринята как дурное предзнаменование; все решили, что Истинный Крест, возвращенный от персов императором Ираклием[202], будет утрачен по вине патриарха, носящего то же имя.

Свидетель тех давних событий, некий житель Палестины сообщает нам некоторые любопытные сведения, проливающие свет на жизнь и деяния высокочтимого освятителя церкви Нового Темпла в Лондоне. Он говорит, что Эраклий был столь красив, что обратил на себя внимание матери и соправительницы Балдуина IV Иерусалимского королевы-консорт Агнес де Куртене. Влюбившись в beau clerc (прекрасного клирика), она назначила его архиепископом Кесарии. Палестинец сообщает, что между Эраклием и архиепископом Тира возникли разногласия, чтобы разрешить этот спор, тот отправился к понтифику в Рим, где был отравлен по наущению патриарха подосланным лекарем[203].

Кроме того, автор сообщает, что после возвращения из Рима Эраклий вступил в связь с женой торговца тканями из Наблуса, селения в двенадцати милях от Иерусалима. Эраклий стал часто посещать возлюбленную, и вскоре ее муж умер. Патриарх купил прекрасный каменный дом в Иерусалиме, куда и перебралась «безутешная» вдова. Жители Элии знали о том, что патриарх открыто живет со своей возлюбленной и имеет от нее детей, и, ежели приезжий спрашивал, кто эта дама в роскошных одеждах и драгоценном уборе, сопровождаемая охраной, ему отвечали – Паския де Ривери, патриархесса. Однажды в покои патриарха ворвался полоумный и в присутствии баронов прокричал: «Паския де Ривери, ваша жена, благополучно разрешилась от бремени прекрасной дочерью!», и потребовал от патриарха щедрый дар в благодарность за добрую весть[204].