В свободное от работ время русский плотник ходил по фабрикам и заводам; все осматривал со вниманием и вникал в мельчайшие подробности; иногда его вопросы ставили мастеров в недоумение, иногда они не умели отвечать на его вопросы или не хотели и тогда отделывались грубою выходкою от навязчивого и любопытного плотника. Очень часто он сам брался за дело и всегда показывал большую ловкость и переимчивость. Однажды он был на бумажной фабрике, под фирмою «Кохъ», осматривал все производство работ, долго приглядывался к приемам мастера черпальщика и, наконец, попросил у него форму, взял ее, проворно из чана черпнул массы, сколько нужно, стряхнул и выкинул превосходный лист, без малейшего недостатка. Мастер похвалил его за ловкость, а он подарил ему талер на водку. С таким же вниманием и любопытством осматривал он лесопильни, маслобойни, бумагопрядильни, сукноваляльни и другие мельницы, наполнявшие Заанландские деревни. Он помогал строить крупчатку для купца Кальфа; она существует до сих пор под названием крупчатки великого князя.

На другой день после приезда в Саардам Петр купил для себя за 40 гульденов лодку, на которой катался каждый вечер после работы.

Но приемы иностранного плотника, его замечательная красота, привычка повелевать, нетерпеливые движения, гнев, по временам вырывавшийся у него во время противоречий, – все показывало, что он не принадлежит к тому сословию, в котором он находился. Голландцы и особенно голландки не могли поверить, чтобы человек с такою необыкновенною наружностью был простой плотник, и им хотелось узнать: кто он? Они начали наводить расспросы, с любопытством следили за каждым его шагом и очень часто надоедали ему.

От женщин молва о том, что Петр Михайлов не простой плотник, распространилась, и вскоре дознались, кто он такой. Один саардамский плотник, отправившийся в Москву, написал своему отцу, что в Голландию отправляется Великое русское посольство и в его свите находится сам царь; что он много наслышался о Саардаме и наверное побывает в нем; узнать его не трудно по приметам: он очень высокого роста, у него голова трясется, он очень часто размахивает правой рукой и у него есть небольшая бородавка на правой щеке. Отец плотника с письмом этим пришел к цирюльнику, и они вместе читали и перечитывали его, соображая, уж нет ли царя посреди этих на днях прибывших плотников; и в это время дверь цирюльни отворилась и вошли шестеро иностранцев; один из них говорил с жаром и размахивал правой рукой; остальные приметы тоже подходили, и цирюльник разгласил о своем открытии. Но дело это казалось до того неправдоподобным, что никто верить не хотел, и многие с расспросами обратились к Кисту: он хранил тайну и твердо отвечал, что у него в доме живет простой плотник; но жена его, бывшая при разговоре, с досадою слушала уверения мужа и воскликнула:

– Терпеть не могу, когда ты говоришь неправду!

Молва росла, во всем находила пищу, а Петр по-прежнему работал на верфи; однажды, наработавшись до полного утомления, он возвращался домой и по дороге купил себе много слив, высыпал их себе в шляпу и шел, кушая их, по дороге. К нему пристала толпа мальчишек и начали просить у него слив; некоторым он дал по нескольку слив, другим ничего не дал, он забавлялся тем, что первые радовались, дразнили вторых, а те сердились; но они начали бранить Петра, потом бросать в него песком, грязью и каменьями, и кидали так метко и так много, что Петр должен был спрятаться в гостиницу «Трех Лебедей»; его рассердила дерзость мальчишек, он приказал тотчас позвать бургомистра.

Бургомистр явился к Петру и расспросил, как все было, извинился перед ним, посоветовался с другими членами управы и обнародовал следующее распоряжение: «Члены магистрата, к своему сожалению, узнали, что мальчишки осмелились бросать грязью и каменьями в знатных чужестранцев, которые у нас гостят и хотят быть неизвестными; мы строжайше запрещаем такого рода своевольство, под опасением жестокого наказания».

В тот же день на мосту, через который Петру надобно было идти, чтобы попасть в дом Киста, поставили караул, с приказанием не позволять народу толпиться и надоедать путешественнику; это еще более подтверждало слухи, что в Саардаме живет русский царь.

Молва о царе-плотнике дошла и до Амстердама; один богатый фабрикант, бывавший в Архангельске и много раз принимавший царя в своем доме, послал в Саардам своего главного приказчика посмотреть, точно ли царь там. Когда приказчик донес ему, что царь действительно в Саардаме, негоциант немедленно отправился туда сам, встретил царя, взглянул на его матросскую куртку, снял перед ним шляпу, низко поклонился ему и с изумлением воскликнул:

– Вы ли это, ваше величество?

– Вы сами видите, что я! – ласково отвечал царь, пригласил его к себе в дом и долго разговаривал с ним. Потом вместе пошли на верфь, и Петр купил себе за четыреста пятьдесят гульденов красивый и прочный буер и сам приделал к нему новый бушприт. Моряки удивлялись, с каким старанием и с каким искусством царь приделал бушприт и как отлично исправил всю оснастку буера.

Весь следующий день Петр провел на воде. Но любопытные голландцы всюду подкарауливали его и всюду следовали за ним. Он решился пристать к берегу, причалить к плотине, отделявшей Немецкое море от залива, но и тут стояла сплошная толпа любопытных. Петр, однако ж, причалил, ловко выскочил на берег; толпа сомкнулась вокруг него, и он должен был проталкиваться. Петр рассердился, глаза его грозно сверкнули, а тут один мещанин, Корнелий Марсен, с разинутым ртом, выпученными глазами, неотвязнее прочих лез к нему и не давал ему дороги; царь раза два отталкивал его, но тот все вывертывался, и его глупая рожа опять торчала перед Петром; он рассердился и дал пощечину Марсену. В толпе раздался хохот и послышались слова: «Браво, Марсен! Ты пожалован в рыцари!» – и с этих пор его постоянно называли рыцарем Марсеном. Петр протолкался через толпу и заперся в гостинице, где и просидел до самого вечера, и ушел к себе домой только поздно вечером, когда весь народ уже разошелся.

Петр в Амстердаме

В те дни, когда Петр жил в Саардаме, Великое посольство находилось в столице Голландии – Амстердаме, ожидая, когда царь присоединится к нему. Присоединясь к посольской свите, Петр присутствовал при всех торжествах, какими встретили в Амстердаме русское чрезвычайное посольство; Штаты не поскупились и назначили, сверх положенных в подобных случаях сумм на прием посольств, еще немало гульденов.

Особенно понравилось Петру примерное морское сражение в заливе Эй, под начальством опытного адмирала Схея, заключившее все торжества, данные городом Амстердамом по случаю посещения русского царя. Все парусные суда, какие можно было собрать, выстроились в две боевые линии при входе в залив. Петр, вместе с бургомистрами и послами, приехал на богато украшенной яхте ост-индской компании. Флот приветствовал царя залпом из всех орудий, а затем начались морские эволюции с непрерывной пушечной пальбой с береговых батарей и с судов; по словам очевидцев, облака дыма заслоняли солнце, и от пушечного грома ничего нельзя было расслышать. Царь не вытерпел, не мог оставаться спокойным зрителем; он с яхты перешел на военный корабль и постоянно направлял его туда, где огонь был сильнее.