– Ох!.. Может, это из-за диверсии?

– Может быть. Но может, и что-то похуже. Потом я позвонил в диспетчерскую аэропорта и спросил, что случилось со спутником связи Виннипег – Окленд. Пришлось назвать свой чин, чтобы добраться до начальства. Он сказал, чтобы я пока не дергал его по поводу линий связи, потому что у них тут настоящие неприятности: все полубаллистики на земле, потому что два были уничтожены в воздухе. Рейс двадцать девятый «Виннипег – Буэнос-Айрес» и сто первый – «Ванкувер – Лондон».

– Жан!..

– Оба в пыль. Никто не уцелел. Взрыватели сработали от перепада давления – никаких сомнений, потому что оба взорвались при выходе из атмосферы… Жанет, в следующий свой рейс я проверю все сам. Задержу взлет под любым предлогом и все проверю… Впрочем, – уныло добавил он, – можно только гадать, когда это случится. Невозможно же взлететь на полубаллистике, когда нет связи с портом приземления… А инспектор признался, что все линии связи оборваны.

– Жан! – Жанет спрыгнула с кровати, подбежала к нему и поцеловала. – Прекрати себя грызть! Сейчас же прекрати. Конечно, ты сам все проверишь и будешь проверять, пока они не поймают диверсантов. Но сейчас, сию минуту, ты выкинешь это из головы, потому что никаких рейсов не будет, пока не починят линии связи! Значит, объявляются каникулы. Что касается Бетти и Фредди… Безобразие, конечно, что мы не можем связаться с ними, но ведь ты сам прекрасно понимаешь, что они взрослые люди и нянька им не нужна. И наверняка они точно так же волнуются сейчас из-за нас, и… совершенно зря. Я очень рада, что это случилось, когда ты дома, а не на другой стороне планеты. Ты – здесь, тебе ничего не угрожает, а на остальное мне наплевать. Мы будем сидеть здесь и веселиться, пока вся эта чушь не закончится.

– Я сегодня должен быть в Ванкувере.

– Ты никому ничего не должен, о муж мой, кроме как платить налоги и жить до старости, а потом умереть. Никто не станет запихивать искусственных пилотов в корабли, когда корабли не летают.

– Искусственных? – невольно вырвалось у меня, о чем я тут же пожалела.

Жан взглянул на меня, словно видел впервые, но тут же улыбнулся и извиняющимся тоном сказал:

– Привет, Мардж, доброе утро… Ты не волнуйся и прости, что я затеял этот дурацкий разговор, как раз когда ты здесь… Искусственные существа, про которых говорила Жанет, это не машины, а… Ну, они живые. Понимаешь, у руководства фирмы возникла эта бредовая идея, будто ИС, сделанный специально для пилотирования, будет лучшим пилотом, чем человек. Я – секретарь Виннипегской секции, поэтому я должен бороться с этим. Встреча руководства и представителей гильдии пилотов назначена в Ванкувере на завтра.

– Жан, – вмешалась Жанет, – позвони генеральному секретарю. Глупо лететь в Ванкувер, не проверив сначала, будет ли вообще…

– Ну хорошо, хорошо.

– Но не просто спроси, а убеди генсека нажать на руководство и заставить их отложить встречу, пока не отменят чрезвычайное положение. Я хочу, чтобы ты был здесь и следил, чтобы я была в безопасности.

– Или наоборот…

– Или наоборот, – согласилась она. – Но если это будет необходимо, я упаду в обморок прямо в твои объятия. Что тебе сделать на завтрак? Только что-нибудь не очень сложное, не то я напомню тебе твое торжественное обещание.

Я не слушала их разговор с того момента, как слова «искусственные существа» резанули мне слух. Я думала, что Жан – да и все они и здесь, и там, в Окленде, – цивилизованные люди без всяких предрассудков… Уж во всяком случае настолько, чтобы относиться к таким, как я, ничуть не хуже, чем к себе подобным. И теперь я слышу, что Жан представляет свою гильдию в споре с работодателем, чтобы не допустить конкуренции мне подобных с людьми.

(Чего ты хочешь от нас, Жан? Чтобы мы перерезали себе глотки? Мы не просили нас делать, точно так же как вы не просили вас рожать. Может быть, мы и не люди, но мы целиком разделили с людьми эту старую как мир участь: мы чужаки в этом мире, который создан не нами…)

– Мардж, ты голодная?

– А?.. Простите, я замечталась. Что ты сказала, Жанет?

– Я спрашивала, что ты хочешь на завтрак, дорогая?

– Мне все равно. Я ем все, что лежит или движется, но медленно. Можно, я помогу тебе?

– Я надеялась, что ты предложишь это, потому что на кухне от Жана мало проку, несмотря на его клятвы.

– Я чертовски хороший повар!

– Ну конечно, дорогой… Жан когда-то дал мне письменное обещание, что приготовит мне любую еду, если я попрошу. И он держит слово – ни разу еще не пытался увильнуть. Но я такое делаю, только если я ужасно голодна.

– Мардж, не слушай ее!

Я так до сих пор и не знаю, умеет ли Жан готовить, но что касается Жанет, то она, безусловно, умеет. Джордж, как я выяснила позже, тоже прекрасный кулинар. Она подала на завтрак (не без моей помощи) пышный омлет с чеддером, аранжированный тонкими, нежными блинами, закатанными в континентальном стиле с сахарной пудрой и джемом, и украшенный хорошо подсушенным беконом. И свежевыжатый апельсиновый сок – выжатый вручную, а не перемолотый в пульпу соковыжималкой апельсин. И еще: потрясающий кофе из свежесмолотых зерен.

(Да, новозеландская еда, конечно, прекрасна, но новозеландская кухня – это вообще не кухня.)

Джордж появился к завтраку с точностью кошки – в данном случае мамы-кошки, которая пожаловала за ним по пятам. Котятам вход был запрещен указом Жанет, потому что она была слишком занята, чтобы смотреть под ноги. Она также объявила, что, пока мы едим, новости будут выключены, а за столом можно говорить обо всем, кроме чрезвычайного положения. Меня это устраивало, потому что свалившиеся на нас странные и мрачные события не лезли у меня из головы, даже когда я спала. Как справедливо заметила Жанет, накладывая табу на эту тему, только ядерная бомба может пробить нашу защиту, а взрыва ядерной бомбы мы, по всей вероятности, даже на заметим – так что надо расслабиться и наслаждаться завтраком.

Вот я и наслаждалась… Вместе с мамой-кошкой, которая обходила нас под столом против часовой стрелки и сообщала каждому, когда наступала его очередь предоставить ей немного бекона, – я думаю, ей досталась большая его часть.

Когда я убрала со стола (вымыв, а не выбросив тарелки – Жанет в смысле посуды была очень старомодна), Жанет сварила еще кофе, включила новости, и мы уселись послушать, посмотреть и обсудить их – уселись в кухне, а не в громадном зале, где вчера ужинали. На самом деле кухня в этом доме выполняла функции гостиной. Это была так называемая «крестьянская кухня», хотя никогда, по-моему, крестьяне таких кухонь не имели: огромный камин, большой круглый стол с «капитанскими» стульями, большие удобные кресла для отдыха, много места и никаких транспортных проблем, потому что приготовление пищи происходило в другом конце комнаты. Котят впустили в кухню, положив тем самым конец их громким жалобам, и они мгновенно переключили на себя наше внимание. Я взяла одного из них на руки – пушистого, белого с большими черными пятнами, – и он тут же громко замурлыкал. Его голос был вдвое больше, чем он сам. Было ясно, что амурную жизнь мамы-кошки не сдерживали вопросы о родословных, – среди котят не было двух одинаковых.