— Я доберусь куда мне надо и без твоей помощи. Пошел ты нахрен, такой занятой!

— Я обещал доставить тебя по назначению.

— Останови машину, я сказала!

— Я знаю, на что ты обиделась. Извини, я был не прав. Тебеэтого достаточно?

— Мне не нужны твои извинения! Катись по своим делам! Тожемне, доброжелатель нашелся! Он отвезет меня куда мне хочется! А мне никуда нехочется! Мне твоя благотворительность на фиг не нужна! Пользуешься тем, чтоРашида больше нет и за меня некому заступиться! Если бы ты назвал меня шалавойпри Рашиде, он бы тут же вырвал тебе язык! Я в последний раз говорю тебе, чтобыты остановил машину. Если ты ее не остановишь, то я выпрыгну на ходу, понятно?!

Гарик нахмурил брови и остановил машину. В тот момент, когдая открыла дверь, он положил свою руку поверх моей и тихо сказал:

— Извини. Я был не прав. Я забираю свои слова обратно.

Подумав несколько секунд, я, тяжело вздохнув, произнесла:

— Поехали.

Подъехав к дому Толикова деда, я с грустью посмотрела нетемные окна. Гарик перехватил мой взгляд и спросил:

— Ты уверена, что тебе нужен именно этот дом?

— Уверена.

— Но ведь в доме никого нет.

— А мне никто и не нужен.

— Чей это дом?

— В этом доме жил дед одного моего приятеля. Недавно онумер.

— Кто, дед или приятель?

— Дед. Надеюсь, что до сегодняшнего дня с моим приятелемничего не случилось.

— А твой приятель не обидится, если ты здесь немножкопоживешь?

— Думаю, нет. Так получилось, что я знаю своего приятелядаже меньше, чем Рашида: я видела его всего один раз. Мне показалось, что он нежадный. Буду надеяться, что этот юноша не закатит скандала из-за того, что язаняла пустующий дом.

— А за этого приятеля ты тоже собиралась замуж?

— Нет. До этого у нас дело не вошло.

— Странно.

— Что именно?

— Мне показалось, что ты собираешься замуж за всех своихслучайных знакомых. Я видел, какими глазами ты смотрела на того пацана, которыйподошел ко мне, чтобы взять домкрат.

— Ну и какими глазами я на него смотрела?

— Голодными Словно ты готова была отдаться ему прямо на моихглазах.

— Не волнуйся, — усмехнулась я. — Если бы я захотелатрахнуться с ним, то сделала бы это без тебя, поверь. Просто ты сказал, что этосвои ребята, вот я и отнеслась к нему как к своему.

Мы вышли из машины и подошли к входной двери. Я толкнула ее,но она не шелохнулась.

— Вот черт, на замок закрыто, — сказала я и направилась кокнам.

— Свои ребята — это понятие растяжимое, — продолжал бубнитьГарик, с интересом разглядывая дом. — Это для меня они по жизни свои, а для тебясегодня свои, а завтра чужие.

— Да хватит тебе, — махнула я рукой и толкнула рамувовнутрь.

К моему великому удивлению, окно без каких-либо особыхосложнений открылось. Не долго думая я перелезла через подоконник и нащупалавыключатель. Загоревшийся свет заставил меня слегка прищурить глаза.

— Ты уверена, что в этом доме тебе будут рады? — спросилГарик.

— Рады, не рады — какая разница! Во всяком случае, я могуперекантоваться здесь какое-то время. Ну что ж, давай прощаться. Тебе пора, тыже у нас занятой!

Гарик почесал затылок.

— Обратно тоже через окно?

— Конечно. Парадный вход временно закрыт, а ключей у менянет, — выдавила я улыбку. — Извини.

Гарик усмехнулся и с неожиданной для его комплекциилегкостью перемахнул через подоконник. Откуда-то из темноты раздался его голос:

— Ты здесь будешь до тех пор, пока мы не найдем дружков Константина?

— Думаю, что да, — ответила я и закрыла окно, затемзадвинула занавески и прислушалась к звуку отъезжающей машины. Когда на улицестихло, я села на пол, прижала колени к груди и громко заревела. Мне хотелосьпонять причину своих неудач.

Перед глазами возникла совсем еще юная, стройная девчушка вкоротенькой юбчонке, едва прикрывающей аккуратненький задок. Ее ведет за рукуодноклассник. Ашуркин Саша, славный паренек, преданный друг и воздыхатель.Десять лет мы просидели за одной партой! А потом наступил выпускной вечер,после которого мы уже не расставались. Первые поцелуи, первые объятия — этобыло так давно и так романтично! Сашка поступил в один институт, а я в другой.У него появилась своя компания, у меня — своя, хотя мы по-прежнему были вместе.Я устала от постоянной нищеты и заболела деньгами. Мне хотелось быть богатой,чтобы не отказывать себе ни в чем. Глядя на обычную спортивную сумку своегоприятеля, я представляла дорогое кожаное портмоне, туго набитое долларами, безкоторых и жизнь была не в жизнь. В тот момент, когда мы с трудом втискивались впереполненную душную электричку, прячась от назойливых контролеров, шныряющихна каждом шагу, я мечтала о шикарной иномарке ярко-красного цвета. Сашка сиделбы за рулем, а я — рядом с ним. Без всего этого мой милый, заботливый дружочекне тянул на роль героя-любовника, и мы с ним разошлись.

Прошло время, но я так и не встретила больших денег. Пахалакак проклятая, таская тяжелые тюки, набитые тряпками, обманывала покупателей,выдавая третьесортное барахло за качественный товар, и в результате осталась набобах. Эх, Сашка, Сашка, Дон Кихот моих полудетских лет… Такие, как ты, умеютлюбить, любить щедро, бескорыстно, всей душой, но… но на жалкую зарплатурядового служащего…

Я смахнула слезы, достала сигарету и жадно закурила. На полулежал по-прежнему свежий букет роз с пулевым отверстием в целлофане. Господи, ая и забыла, что взяла его с собой! Поставив цветы в банку с водой, я прошласьпо комнатам и, убедившись, что дом пуст, завалилась на железную кровать. Вскорея окунулась в приятную и сладкую дремоту.

Я проснулась от того, что кто-то усиленно тряс меня заплечи. Открыв глаза, я промокнула выступивший на лбу пот и с облегчениемвздохнула. На краю кровати сидел Толик и смотрел на меня.

— Послушай, Лариса, какого черта ты тут делаешь?!

— Я тут спала, разве ты не видишь?