– Как насчет того, чтобы позитивно смотреть на вещи, дорогая?

Женщина улыбнулась фальшивой улыбкой и захлопала глазами:

– Я уверена, что ты поймаешь больше, чем мы сможем съесть, Джек. Я знаю, у тебя получится.

– Боже мой, какая же ты сука! – пробормотал он с любовью.

Джек собрал из шести частей удочку для ловли на муху, прихватил с собой в лес небольшое ведерко и пошел на звук журчащей воды. В пятидесяти ярдах от дома он нашел довольно широкую речку, которая неспешно несла свои воды между тополями, уселся на заросшем травой берегу и посмотрел на солнце – оно стояло уже высоко, наступила середина дня. Сквозь листву пробивались яркие лучи, а чистое небо без единого облачка было почти лиловым.

Джек наполнил ведерко водой и выбрал наугад искусственную муху из коробки. Завязать узелок ему удалось только с пятой попытки. Затем он прошел вдоль берега к небольшой запруде глубиной в несколько футов, где почти не было течения.

Первый раз Джек так неудачно забросил удочку, что леска запуталась в ветках ели, и ему пришлось войти в жутко холодную воду и перебраться на заросший травой противоположный берег.

Через час случилась первая поклевка.

В полдень Джек сумел поймать маленькую рыбку. Он вытащил ее и отошел от реки. Рыбка прыгала в траве, и он аккуратно поднял ее. Сначала она отчаянно билась, а потом замерла, и лишь ее жабры продолжали шевелиться. Это была форель, серебряная с коричневыми пятнышками. Джек снял муху, подошел к ведерку с водой и опустил рыбку в воду. «Господи, – подумал он, – какая же она маленькая! Два или три кусочка, если что-то останется после чистки…»

Они пообедали на кухне, когда начали сгущаться сумерки – две банки бобов на четверых, по три кренделька на каждого и вода из пластиковой бутылки, которую Ди принесла из «Ровера».

– Сколько ты поймал? – спросил Коул у отца.

– Одну рыбку, – ответил Джек.

– Большую?

Глава семьи показал пальцами – пять дюймов.

– Понятно, – кивнул мальчик.

– Я оставил ее в ведерке у реки. Но я видел и больших рыб.

– Могу я пойти с тобой на рыбалку?

– Конечно.

Посреди ночи Джек вдруг сел в постели.

– Что случилось? – сквозь сон спросила Ди.

– Мне следовало забрать почтовый ящик, – шепотом ответил мужчина.

– Ты о чем?

– Почтовый ящик у дороги. Тот, что заметила Наоми и который привел нас сюда.

– Сделаешь это завтра с утра.

– Нет, я пойду сейчас. Все равно мне не заснуть.

Джек спустился вниз в темноте, прихватив с собой пилу. Он вышел на дорогу в четыре часа ночи. Было холодно. Пожалуй, ниже нуля. Далекий купол горы сиял серебром в свете луны. Мужчина немного постоял, прислушиваясь.

Шум цепной пилы казался неуместным в такое время. Как громкий крик в церкви. Джек быстро спилил почтовый ящик и сбросил его со склона горы.

На обратном пути, после крутого поворота, Джек замер, и сердце отчаянно забилось у него в груди: он увидел огромного оленя, стоявшего на дороге в двадцати футах от него. Громадная голова с ветвистыми рогами четко выделялась в предутреннем свете. Колклу хотел взять с собой дробовик, но потом решил, что не стоит так нагружать раненое плечо. Так что он мог лишь смотреть вслед уходившему прочь оленю – его вес составлял никак не меньше семисот фунтов. Интересно, как долго этот зверь мог бы кормить его семью?

Часам к девяти утра Джек сумел запустить солнечные батареи. Вода пошла по трубам из подземных цистерн, и нагреватель начал работать. Колклу наполнил водой пять пластиковых мешков, завязал их и поставил в морозильный шкаф. И постарался не обращать внимания на то, что они пропустили второй завтрак.

Джек оставил Ди и Наоми изучать «Радость кулинарии»[7]в поисках подходящего рецепта для приготовления хлеба, который можно было бы испечь из имевшихся в их распоряжении ингредиентов, и вместе с сыном отправился в лес.

Старший Колклу не сомневался, что Коул захочет порыбачить, но в сарае не нашлось еще одного спиннинга, поэтому он удивил мальчика удочкой, выструганной из молодого тополя. Джек очистил ее от коры и привязал к ней нейлоновую леску длиной в восемь футов и небольшой крючок, который не мог причинить ребенку серьезного вреда.

На этот раз узел удалось завязать быстрее, да и забрасывать муху он стал увереннее.

К трем часам мужчина сумел поймать две небольшие рыбешки, а к четырем на «сухую мушку» попалась первая настоящая радужная форель длиной в двенадцать дюймов, плескавшаяся в водоеме рядом с водопадом. Коул закричал от восторга, когда Джек вытащил ее на берег, и они оба присели на корточки, чтобы рассмотреть красноватую спинку рыбины с черными крапинками и слюдянистой чешуей.

– Замечательная штука, правда? – спросил Колклу-старший.

– Ты все здорово сделал, папа! – просиял его сын.

Джек положил удочку на траву, осторожно снял рыбу с крючка и, держа ее двумя руками, отнес в ведерко с водой – с такой осторожностью, с какой в свое время брал новорожденных Наоми и Коула.

Они рыбачили до самого вечера, пока не стало темнеть. Колклу разрывался между рекой и сыном, который оставил удочку и начал что-то строить из гладких речных камешков на противоположном берегу. Мужчина старался не думать о том, что тревожило его уже два дня, но не мог заставить себя посмотреть правде в глаза. Ведь он был отцом. Как-то Джек перехватил косой взгляд сына – однако сейчас не был способен на серьезные разговоры.

Когда они вернулись, солнце уже нырнуло за пустыню. Ди и Наоми завесили одеялами окна, и в доме витал сладкий аромат пекущегося хлеба.

Миссис Колклу с дочерью принесли несколько охапок дров с веранды и сложили их возле камина, и пока Коул развлекал всех рассказами о рыбалке, Джек построил пирамидку из дюжины сосновых шишек, лежавших в плетеной корзине. Сверху он пристроил страничку «Ю-эс-эй тудей». Его внимание привлек заголовок – новости шестимесячной давности о войне и политическом противостоянии, Уолл-стрит, смерть молодой знаменитости…

– А зачем одеяла на окнах? – спросил он, комкая страницу со спортивными новостями и подбрасывая в камин первое полено.

– Чтобы огонь не был виден снаружи, – объяснила его жена.

Джек положил в камин еще два полена, зажег спичку и поднес ее к газете.

Он лежал и смотрел на тени на стенах от горевшего в камине огня. Под одеялом ему было тепло. Джек испытывал голод, но кроме него, еще и удовлетворение.

– Мы больше не можем разводить такой огонь, – сказал он.