–Ладно, не кипятись,– примирительно проговорил Иван, типа не обидевшись на «тупую копию». Это правильно, на инвалидов не обижаются. Это не инвалиду за такое вполне простительно по щупальцам с размаху лабрисом заехать, если не лезвием, то плоскостью точно. А если покалеченная разумная тварь тебя обзывает, то бить ее нехорошо. Хотя хочется, я это по желвакам Ивана понял. Но бесись, не бесись, а дело делать надо.

–Что с его рукой делать?– спросил он, кивнув на мою конечность, с виду уже похожую на кровавый пузырь.– Тоже рубить?

Шахх поморщился.

–Ты и правда тупой, хомо. У меня-то грабля отрастет, а у него – вряд ли. Вскрывай нарывы огненным лезвием, глядишь, и обойдется.

–А если не обойдется?– осторожно поинтересовался я.

–Значит, будешь учиться левой рукой задницу вытирать,– пожал плечами вредный ктулху, которому мне тоже очень захотелось двинуть чем-нибудь тяжелым промеж глаз. Правда, вряд ли его это впечатлит. Ему, по ходу, если только в харю из вормгана харкнуть, тогда, может, до него дойдет, что языком молоть надо, сперва подумав, не оскорбит ли кого-то та молотьба. Людей таких встречал не раз, теперь вот оказывается, и ктулху такие бывают…

Мысли эти я гонял в голове, видя, как ко мне приближается Иван, держа наготове лабрис. Перед тем, как тебе топором будут руку вскрывать, лучше думать о чем-то сильно постороннем. Например, о хамоватых живых существах, которых лечить от их хамства, к сожалению, получается в основном только свинцовой пилюлей, другие методы срабатывают крайне редко…

Бллляхамуха!

Иван церемониться не стал – резанул огненным лезвием от души, рассек кровавый пузырь, в который превратилась моя рука, от локтя до пальцев. И предусмотрительно шагнул в сторону, так как хлестануло из широченной раны, как из порванного пожарного брандспойта.

Я и не знал, что человеческая плоть способна за такое короткое время превратиться в мерзкую жидкую субстанцию. Однако – превратилась. Больно было так, что словами не передать, но боль вторична, когда видишь, как из того, что недавно было твоей рукой, хлещет кровавый кисель… Но еще большее офигение настигает, когда осознаешь, что кроваво-гнойная пакость схлынула и от руки осталась лишь кость и кожа, грязным чулком свисающая с нее…

–Нормально,– тряхнув щуплами, кивнул Шахх.– Биомасса сошла, не успела трансформироваться. То есть шанс есть.

–На что шанс?– потрясенно проговорил я, разглядывая свою кость, местами облепленную жалкими остатками непереваренного мяса.

–На то, что твою граблю удастся починить,– сказал ктулху, поднимая с земли клок разорванного красного полотнища с выбитым глазом, повисшим на тонком нерве.– В этой вселенной, как и в остальных, живое стремится убить живое. Но здесь порой мертвое лечит мертвое. Поэтому давайте, быстро оборачивайте кость разрубленной плотью летунов, пакуйте в кожу и пошли дальше, а то того и гляди новые летуны появятся, и тогда нам точно несдобровать.

…Это было люто, по-другому и не скажешь. Мы собирали осклизлые клочья разорванных красных полотнищ и оборачивали ими то, что осталось от моей руки. Даже в фантастическом романе эдакий сюжет вряд ли встретишь, слишком уж неправдоподобно было происходящее. И правда, такое не придумаешь, пока не попадешь в мир, где редчайшие артефакты там и тут валяются, за каждый из которых любой сталкер сам себе конечность отчекрыжит, чтоб потом остаток жизни прохлаждаться в домике на берегу речки, где специально обученная прислуга все что надо сделает и сволочей разных на пару километров в округе отстрелит из чего-нибудь крупнокалиберного…

И самая жуть была, что эти обрывки плоти, которые Иван с Шаххом мне на мертвую кость наматывали, местами шевелились. И даже пара сохранившихся глаз на меня смотреть пыталась, но я их на всякий случай острой частью ледяного лабриса проколол – еще не хватало, чтоб собственная рука за тобой подсматривала. Так и умом тронуться недолго. Жесть, конечно. Свежие куски полотнищ превращают человека в инвалида, а то и убивают. А немного полежавшие – по словам Шахха, лечат. Блин, и чего только не встретишь в аномальных Зонах…

Обрывков было немало, потому руку до нормального объема мне намотали быстро. После чего Шахх ловко обернул ее моей же кожей и замотал рукавами – моим разорванным и тем, что он одним рывком оторвал у куртки Ивана. Силища, конечно, у ктулху была нереальная, и ловкости не занимать – одной рукой он орудовал так изящно и результативно, что другому и двумя не справиться.

–Нормально,– сказал он.– Если эти летающие тряпки не успели окончательно сдохнуть, твоя клешня быстро восстановится. Быстрее моей.

Он кивнул на обрубок своей лапы, из которого уже торчали розовые, нежные пальцы – регенерация у ктулху фантастическая, а у болотных так вообще зашкаливающая. Правда, я помнил, что для ее ускорения этим мутантам требуется много крови. Интересно, где в этом мире Шахх будет ее добывать? Не из двух ли кровавых бурдюков на ножках выкачивать, которые рядом идут?

Но ктулху нас не рассматривал в качестве источников пищи, обошелся тем, что под ногами шныряло. Резко нагнулся и из кучи артефактного мусора выдернул какую-то живую гадость, похожую на многолапую жабу с двумя головами, спереди и сзади. Жаба дергалась, угрожающе растопыривая когтистые конечности, но Шахха это не испугало. Его ротовые щупальца мгновенно оплели добычу, послышался звук, похожий на последний всхлип утопающего,– и на землю упала пустая, смятая шкурка с двумя маленькими черепами внутри.

–Порядок,– сказал Шахх, здоровой лапой утерев ротовые щупла.– Ну, двинули. И да поможет нам Зона Четвертого мира.

* * *

Меня мутило. Конечность, замотанная в рукава, болела адски, но Шахх сказал, что это хорошо – если б не болела, то лучше было бы отрубить во избежание гангрены. А так, типа, есть надежда. Ладно, поверю, хотя верится слабо, но все равно ничего другого не остается. Ну и от осознания того, что у тебя в желудке шевелятся откусанные фрагменты червя, было как-то совсем тоскливо.

–Жрать охота,– проговорил Иван.– У меня такое всегда, когда на нервах.

–Завидую,– скривился я.– Хотя, помнится, ты закосил слегка, меньше всех сегментов червей проглотил.

–Больно уж они мерзкие,– вздохнул мой двойник.– А я человек брезгливый, много всякой гадости жрать не могу в отличие от некоторых.

Вот блин. Еще подкалывает, сволочь. Хотя чего обижаться, сам такой. Рука б не болела так, что ум за разум заходит, я б, конечно, ответил. Но языком молоть желания не было, так что пускай этот проглот говорит что хочет, наплевать. Не до него.

Вокруг нас насколько хватало глаз возвышались кучи мусора, причем это были не только артефакты. Валялись здесь и другие предметы, как совершенно незнакомые, так и узнаваемые. Вон на боку лежит половина бронетранспортера, смятого и словно разорванного надвое каким-то великаном. А вон отломанный хвост от самолета. Чуть подальше – всунутый в землю по пояс памятник какому-то вождю с отбитой головой и простертой вперед рукой, на которой «кольцо» висит, артефакт ценный, но опасный. Неподалеку от него куча металла, которая, судя по зубастому обрывку стали, похоже, когда-то была экскаватором…