Мо умолк.

Иной раз, когда он сочинял такую удачную историю, что Мегги принимала её за правду, он вдруг начинал хохотать и говорил: «Попалась, Мегги!» Как тогда, в её седьмой день рождения, когда он рассказал ей, будто обнаружил между крокусами парочку фей. Но на сей раз он не шутил.

— После того как я тщетно искал твою мать по всему дому, — продолжил он, — я вернулся в гостиную. Там уже не было ни Сажерука, ни его рогатого друга. Только меч по-прежнему лежал на полу и казался таким реальным, что я решил не сомневаться в своём разуме. Я отнёс тебя в постель, кажется, сказал, что мама уже легла спать, и снова принялся читать вслух «Чернильное сердце». Я всё читал эту проклятую книгу, пока не охрип, а за окном не взошло солнце, но из неё ничего не появлялось — только летучая мышь да парчовая занавеска, которой я впоследствии обшил сундук для твоих книг. В последующие дни и ночи я вновь и вновь пробовал читать вслух, пока не почувствовал резь в глазах, а буквы не заскакали по страницам, как пьяные. Я не ел, не спал, я придумывал для тебя всё новые сказки о том, где сейчас твоя мама, и следил, чтобы ты никогда не заходила в ту комнату, где я читал, — не ровен час, ещё и ты могла бы исчезнуть. За себя я не боялся, у меня почему-то было ощущение, что сам я как чтец защищён от исчезновения между страницами. Я по сей день не знаю, так ли это. Мо согнал с ладони комара и продолжал: — Я читал громко, пока не перестал слышать собственный голос. Но твоя мама, Мегги, так и не вернулась. Вместо неё на пятый день в моей комнате возник странный маленький человечек, прозрачный, точно из стекла, зато исчез почтальон, который как раз опускал в наш почтовый ящик какие-то письма. На улице я обнаружил его велосипед. Тогда я понял, что ни стены, ни запертые двери не смогут уберечь тебя от исчезновения, — ни тебя, ни кого-то другого. И я решил больше никогда не читать книги вслух. Ни «Чернильное сердце», ни какую-либо иную.

— А что стало со стеклянным человечком? — спросила Мегги.

Мо тяжело вздохнул:

— Он разбился уже несколько дней спустя, когда мимо нашего дома проезжал грузовик. Очевидно, лишь немногим удаётся безболезненно переселиться в другой мир. Мы оба знаем, какое это счастье — нырнуть в книгу и какое-то время жить внутри неё, но расстаться со своей историей и попасть в наш мир — это, как видно, никому не приносит счастья. У Сажерука от этого вообще сердце разбилось.

— У него есть сердце? — с горечью спросила Элинор.

— Если бы не было, ему жилось бы лучше, — ответил Мо. — Прошло больше недели, и вот он вновь постучался в мою дверь. Была ночь — как мы знаем, его любимое время суток. Я как раз паковал вещи. Я счёл за лучшее переехать из этого дома, потому что мне не хотелось опять прогонять Басту и Каприкорна с мечом в руках. Сажерук подтвердил мои опасения. Когда он пришёл, была глубокая ночь, но я всё равно не мог заснуть. — Мо погладил Мегги по волосам. — В ту пору ты тоже плохо спала. Тебе снились страшные сны, как я ни пытался прогнать их своими рассказами. Я собирал инструменты в своей мастерской, и тут послышался стук в дверь, тихий, почти украдкой. Сажерук так же внезапно появился из темноты, как четыре дня назад, когда он дождливой ночью постучался в нашу дверь… Неужели всего четыре дня прошло?.. Так вот, когда он снова появился в ту ночь, он выглядел так, словно очень долго ничего не ел, тощий, как бездомная кошка, с глазами, полными печали. «Перенеси меня назад, — лепетал он. — Верни меня, пожалуйста! Этот мир убьёт меня. Он слишком стремительный, перенаселённый и шумный. Если я не умру с тоски, то умру с голоду. Я не знаю, чем заработать себе на пропитание. Я здесь совсем ничего не знаю. Я словно рыба без воды». Он никак не хотел поверить, что помочь ему не в моих силах. Он хотел посмотреть книгу, хотел попробовать сам, хотя едва умел читать, но я, конечно же, не мог её отдать. Ведь тогда бы я отдал ему последнее, что мне осталось от твоей мамы. К счастью, я хорошо спрятал книгу. Я разрешил Сажеруку переночевать на моём диване, а когда наутро вошёл к нему, он рылся на книжных полках. В последующие два года он появлялся снова и снова, следовал за нами, куда бы мы ни ехали, пока однажды мне это не надоело и мы с тобой не удрали от него под покровом туманной ночи. С тех пор я его больше не видел. И вот четыре дня назад он нашёл меня.

Мегги посмотрела на отца.

— Тебе его по-прежнему жалко, — сказала она. Мо долго молчал.

— Иногда, — сказал он наконец. Элинор презрительно фыркнула:

— Ты больший безумец, чем я думала. По вине этого ублюдка мы торчим в этой дыре, из-за него нам, может быть, глотки перережут, а тебе его, видите ли, жалко!

Мо пожал плечами и посмотрел на потолок, где вокруг голой лампочки кружились несколько мотыльков.

— Разумеется, Каприкорн пообещал ему, что вернёт его назад, — сказал он. — В отличие от меня, он понял, что за такое обещание Сажерук сделает для него всё. Вернуться в свою историю — единственное, чего он желает. Он даже не спрашивает, будет ли у истории счастливый конец!

— Ну, в реальной жизни то же самое, — с мрачной миной на лице буркнула Элинор. — Здесь тоже не знаешь, чем всё кончится. В нашем случае всё идёт к тому, что конец будет скверный.

Мегги сидела, обхватив колени руками, и рассматривала щели в грязных белых стенах. Она увидела перед собой букву К, на которой затаилась рогатая куница, и ей показалось, что из-за буквы выглядывает её мама. Мама, которую она знала только по выцветшей фотографии, лежавшей у отца под подушкой. Значит, она не бросила его… Как ей живётся в чуждом мире? Вспоминает ли она ещё свою дочь? Тоскует ли по миру, откуда она родом, так же, как Сажерук?

А тоскует ли Каприкорн? Чего он хочет от Мо? Чтобы отец своим чтением вернул его обратно? Что будет, если он поймёт, что Мо совершенно не представляет, как это сделать? Мегги содрогнулась.

— Каприкорн дал мне понять, что у него есть другой мастер чтения вслух, — продолжал Мо, точно прочитав мысли Мегги. — Баста рассказывал мне о нём. Вероятно, затем, чтобы я осознал: вполне можно обойтись и без меня. Дескать, этот умелец уже смог вызволить из книги ещё каких-то полезных для Каприкорна помощников.

— Ах, вот как? А чего же он тогда от тебя добивается? — Элинор выпрямилась и, кряхтя, потёрла себе то место, на котором сидят. — Я вообще уже ничего не понимаю. Я только надеюсь, что всё это — лишь один из тех снов, после которых просыпаешься с болью в затылке и дурным привкусом во рту.

Мегги сомневалась, что Элинор в самом деле лелеяла такую надежду. Влажная солома вызывала вполне реальные ощущения, также как и холодная стена за спиной. Она вновь прильнула к плечу Мо и закрыла глаза. Она сожалела, что так и не прочла практически ни одной строки из «Чернильного сердца» и ничего не знала про историю, в которой потерялась её мама. Она знала только истории самого Мо. Все эти годы, что они жили одни, он рассказывал ей, почему мамы нет с ними, рассказывал о её приключениях в далёких странах, об ужасных врагах, не позволяющих ей вернуться, и о сундуке с сокровищами, который она собирает для Мегги, всё время подкладывая в него что-то новое, необычайно чудесное, в каждом заколдованном месте.