Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зато меня все обожают!
— Очень остроумно.
— Да плюнь на них, и все. Лучше посмотри меню. Вот это действительно важно. Что ты хочешь на первое — эндивий с рокфором или суп дня? Все прочее не имеет значения.
Он был, безусловно, прав. И все-таки она никак не могла расслабиться. Она сама не понимала, почему так бурно реагирует. Наверно, ей нужно было время, чтобы понять: это связано с рождением чувства. Головокружительное ощущение, которое выливалось у нее в агрессивность. Против всех и в первую очередь против Шарля.
— Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что Шарль вел себя просто постыдно.
— По-моему, он просто любит тебя, вот и все.
— Это еще не причина, чтобы паясничать перед тобой.
— Успокойся, это все не важно.
— Не могу успокоиться, не могу…
Натали решительно заявила, что после обеда пойдет к Шарлю и потребует, чтобы он прекратил этот цирк. Маркус предпочел не перечить. Они немного посидели в тишине, а потом Натали нарушила ее:
— Прости, я перенервничала…
— Это не важно. И потом, знаешь, новости так быстро устаревают… через два дня о нас и думать забудут… тут вот взяли новую секретаршу, по-моему, она нравится Бертье… так что сама понимаешь…
— Тоже мне сенсация. Он кидается на все, что движется.
— Это верно. Но тут другое дело. Если помнишь, он только что женился на бухгалтерше… так что намечается небольшой сериал.
— Вообще-то, по-моему, я пропала.
Она произнесла эту фразу внезапно и резко. Без малейшего перехода. Маркус инстинктивно взял кусок хлеба и начал крошить его в руке.
— Что ты делаешь? — спросила Натали.
— Я делаю как Мальчик-с-пальчик. Если ты пропала, надо, чтобы ты нашлась, а значит, по пути тебе надо бросать крошки хлеба. Так ты найдешь дорогу назад.
— Дорогу, которая ведет сюда… к тебе, я так полагаю?
— Да. Если только я не проголодаюсь, поджидая тебя, и не съем все крошки.
Что выбрала Натали на первое во время обеда с Маркусом
Суп дня.[19]
Шарль был уже совсем не тот человек, что провел ночь с Маркусом. К обеду он опомнился и теперь жалел о своем поведении. Он до сих пор не мог понять, почему этот очередной швед настолько выбил его из колеи. Конечно, особо веселиться ему было не с чего, его со всех сторон осаждали тревоги, но это еще не повод так реагировать. Тем более перед посторонними. Ему было стыдно. Именно поэтому он теперь будет рвать и метать. Вроде любовника, который, потерпев поражение на сексуальном фронте, впадает в агрессию. Он чувствовал, как в нем вскипает пузырьками бойцовский дух. Он даже начал отжиматься, но ровно в этот момент к нему в кабинет вошла Натали. Он поднялся с пола.
— Могла бы постучать, — сухо заметил он.
Она двинулась к нему, медленно, точно так же, как шла к Маркусу, чтобы его поцеловать. Но на сей раз — чтобы дать пощечину.
— Вот так.
— Но так не пойдет! Я могу тебя уволить за это.
Шарль ощупывал лицо. И, весь дрожа, повторил свою угрозу.
— А я могу подать на тебя в суд за сексуальные домогательства. Хочешь, покажу тебе мейлы, которые ты мне слал?
— Почему ты так со мной разговариваешь? Я всегда уважал твою частную жизнь.
— Ну конечно. Ты в своем репертуаре. Ты просто хотел со мной переспать.
— Честное слово, я тебя не понимаю.
— А я не понимаю, чем ты там занимался с Маркусом.
— Я что, не имею права поужинать с сотрудником?
— Имеешь, а теперь довольно! Хватит! Понял? — крикнула она.
Она испытывала невероятное облегчение, и ей хотелось разбушеваться еще сильнее. Она реагировала слишком бурно. Бросаясь на защиту их с Маркусом территории, она выдала свое смятение. Смятение, которое по-прежнему была не способна определить. Там, где начинается сердце, «Ларусс» кончается. Может, поэтому Шарль и перестал читать определения, когда Натали вернулась на работу. Тут нечего было сказать, тут говорили первобытные реакции.
Она была уже в дверях кабинета, когда Шарль произнес:
— Я пригласил его на ужин, потому что хотел с ним познакомиться… уразуметь, как ты могла выбрать такого урода, такое ничтожество. Что ты отвергаешь меня, я могу понять, но этого, знаешь ли, не пойму никогда…
— Замолчи!
— И не думай, что я это так оставлю. Я только что переговорил с акционерами. С минуты на минуту твой дорогой Маркус получит крайне лестное предложение. Предложение, отвергать которое — самоубийство. Одно неудобство: это место в Стокгольме. Но с таким окладом, что, думаю, колебаться он будет недолго.
— До чего ж ты пафосный. И что мне мешает уволиться и поехать с ним?
— Ты не можешь так поступить! Я тебе запрещаю!
— Честное слово, ты мне надоел…
— И тем более ты не можешь так поступить с Франсуа!
Натали посмотрела на него в упор. Он хотел сразу извиниться, он знал, что зашел слишком далеко. Но не мог пошевелиться. Она тоже. Последняя фраза парализовала обоих. В конце концов она вышла из кабинета Шарля, медленно, не говоря ни слова. Он остался один, в уверенности, что потерял ее окончательно. Подошел к окну и уставился в пустоту, испытывая неодолимое искушение.
Натали села за свой стол и взглянула на календарь. Позвонила Хлое и попросила отменить все назначенные на сегодня встречи.
— Но это невозможно! Вы через час должны вести заседание комиссии!
— Да, знаю, — перебила ее Натали. — Ладно, хорошо, я перезвоню позже.
Она повесила трубку. Что делать? Это было важное совещание, она много времени потратила на его подготовку. Но было совершенно ясно, что после того, что случилось, она не сможет больше работать в фирме. Ей вспомнилось, как она первый раз пришла в это здание. Совсем молоденькой девушкой. Она перебирала в памяти первые рабочие дни, советы Франсуа. Быть может, когда его не стало, именно это пережить было труднее всего. Не стало вдруг их разговоров и споров. Умерли минуты, когда мы говорим о жизни другого, комментируем ее. Она осталась одна на краю пропасти и прекрасно знала, что ее подтачивает слабость. Что она уже три года разыгрывает самую что ни на есть пафосную комедию. Что в глубине души так и не уверена, что ей хочется жить. Она до сих пор испытывала огромное, абсурдное чувство вины, вспоминая то воскресенье, когда погиб муж. Она должна была его удержать, не пускать его на пробежку. Разве не в этом состоит роль женщины? Сделать так, чтобы мужчины перестали бегать. Она должна была его удержать, обнять, целовать, любить. Она должна была отложить книжку, прекратить читать, не позволить ему сломать ей жизнь.