— Я здесь, золотко, на кухне.

В микрофоне раздалось сонное сопение.

— Хорошо.

Затем послышался зевок, шуршание, и все затихло.

— Он на самом деле не проснулся, — объяснила Чесса Нику. — Я обещала, что подниму его сразу, как ты приедешь.

Она уже сделала шаг, когда он остановил ее.

— Позволь мне пройти к нему, — попросил Ник. Он улыбнулся и приложил палец к губам. — Когда я вернусь, я сделаю последние приготовления к ужину.

Внезапно Чесса ощутила дикий голод.

— Ты купил и принес еду. Я приготовлю и разложу по тарелкам.

Он усмехнулся.

— Я надеялся на нечто более романтическое.

— Романтика всегда в глазах смотрящего, — сказала она, затем поцеловала его в уголок рта и прошептала прямо в губы: — Поторопись.

— Постараюсь. — Он внимательно оглядел ее, одновременно изучающе и рассеянно, молчаливо спрашивая что-то и явно стараясь оставить в тайне какие-то свои мысли. Наконец это странное выражение исчезло. Через секунду перед ней снова был знакомый ей Ник.

Чесса слушала, как он поднимается по лестнице, потом в микрофоне послышался его голос:

— Привет, дружок. — Пружины на кровати заскрипели. — Прости, я пропустил твою игру.

Неразборчивый ответ был очень сонным. Ник снова заговорил, но на этот раз его слова были неслышны.

Счастье окутало ее. Человек, которого она любила, и сын, которого она обожала, были в безопасности, дома. Успокоенная тихим жужжанием голосов в микрофоне, Чесса извлекла из шкафа парадные тарелки и принялась накрывать на стол. В сумке, которую принес Ник, она отыскала свечи и бутылку шампанского, а также коробку со свежей клубникой. Ягоды были настолько аппетитны и ярки, что ее рот наполнился слюной. Улыбаясь, она выскользнула из комнаты, словно плывя по воздуху. Ее душа пела песню, рождавшуюся в ее сердце. Жизнь была прекрасна, а Чесса безумно и глубоко влюблена.

В интеркоме снова что-то скрипнуло, как будто кто-то встал с кровати.

— Ты уже спросил ее, папа? — Голос мальчика был слегка невнятным, но слова вполне различимы.

Ответ Ника тоже был хорошо слышен:

— Нет еще, сын.

— Но ты спросишь ее, правда? — Дальнейший разговор потонул в шипении микрофона.

Чесса поставила на стол блюдо с тщательно разделанным цыпленком и прислушалась.

— Пап, не выключай свет в коридоре. — Ответ Ника был неразборчив. — Спокойной ночи, папа. Я люблю тебя.

Простыни зашуршали, и все стихло.

Я люблю тебя.

Инстинкт говорил Чессе, что эта ночь могла стать ночью любви. Но сейчас она только начиналась.

На столе горели свечи. Мягкая музыка лилась из проигрывателя, аромат роз, стол, уставленный лучшим фарфором, остатки ужина. В бокалах с шампанским пузырьки медленно струились к поверхности, а клубника сияла глянцевыми бочками. Ник смотрел ей в глаза так, как будто она была для него самым драгоценным человеком в целом мире.

Это был чудесный вечер, и до конца его было далеко. Сидя за столом напротив Чессы, Ник ощупал свой пиджак, видимо опасаясь, что измятый и измазанный костюм нарушает идиллию. Такая же грязь покрывала и его когда-то белую вечернюю рубашку, сильно пострадавшую во время аварии. Он откашлялся, снова залез в карман пиджака, вынул что-то и зажал в кулаке.

— Этим вечером все идет не так, как мы планировали. — Он замолчал и нервно облизал губы. — Бобби считал, что надо положить это в бокал с шампанским под клубнику, но я боялся, что ты проглотишь его. — Он вдруг беспомощно улыбнулся и хохотнул: — Это было бы достойным завершением дня.

Чесса сидела, ничего не понимая, ошеломленная и молчаливая. Глубоко вздохнув, Ник расправил плечи и бросил на нее тот же изучающий взгляд, который уже несколько раз удивлял ее этим вечером. Прежде чем она раскрыла рот, он разжал кулак, и на ладони оказалась маленькая темно-синяя бархатная коробочка. Она взглянула на нее, как будто впервые в жизни видела подобную вещь.

— За последние дни мы все очень сблизились друг с другом. — Ник слегка запнулся. — Ты, Бобби, я. Мы стали как одна семья.

Пока Чесса смотрела на элегантную коробочку, покоившуюся на его ладони, Ник быстро открыл крышку и явил ей яркое сверкание бриллиантов. Ее пораженному разуму понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что сверкающие камни украшают золотое кольцо.

— Бобби думает, что нам следует пожениться.

Она застыла.

— Бобби думает?

— Ну, я тоже. Я имею в виду, что, учитывая то время, которое мы провели вместе, и то, что у нас очень много общего, есть смысл узаконить наши отношения.

— Звучит как предложение о деловом контракте, — заметила Чесса.

— Ох! — Растерянный и огорошенный, он нервно моргнул, положил коробочку с кольцом на стол и хрустнул пальцами. — Извини. Мне не приходилось делать этого раньше. — Он аккуратно вынул кольцо из шелкового гнездышка и взял ее за руку. Наплыв эмоций ускорил и смазал его речь: — Я не могу представить, на что будет похожа моя жизнь, если вы с Бобби не будете ее частью. Я хочу провести остаток своей жизни вместе с вами, если ты согласишься, конечно.

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж?

— Думаю, да. — Он на секунду замер. — Конечно, я имею в виду «да».

Желание Чессы исполнялось, и ее мечта становилась явью. Но она была в ужасе. Замужество было слишком священно для нее, чтобы строить его на обмане. Но правда могла все разрушить.

— Ник, я должна сказать тебе… — Слова застряли у нее в горле.

Ник надел кольцо ей на палец, глядя на это как бы со стороны. Ей показалось, что кольцо превратилось из символа вечной любви в мыльный пузырь, лопающийся под малейшим напором. Оно было скорее прохладным, чем теплым, а его тяжесть — странной и какой-то неестественной. Чессе все казалось, что оно сдавливает руку в знак предупреждения о чем-то.

— Кстати, — сказал Ник мягко, — имя Энтони Карлайла тебе о чем-нибудь говорит?

Ник пожалел о вопросе в ту же секунду, как он сорвался с языка, так как при первых же словах краска сбежала с лица Чессы. Он сожалел об этом вопросе еще и потому, что боялся ответа.

Чесса вжалась в спинку стула и ухватилась за край стола.

— Кто рассказал тебе о нем?

— «Друг», которому не стоило лезть в чужую жизнь, но который предпочел все-таки это сделать.

— Понятно.

Ужас, стоявший в ее глазах, подействовал на него подобно удару.

— Ладно, я не хочу ничего знать. Это не имеет значения.

— Нет, имеет. — Ее глаза, недавно сиявшие от радости, были теперь темны и бездонны от переживаний. — Ты оказал мне честь, предложив стать твоей женой. Ты имеешь право знать. — Предупреждая его протест, она подняла руку. — Дай мне закончить.