Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но обратная сторона медали в поведении сослуживцев в моей голове никак не укладывалась. Скажем, к примеру, Булгакова волновал квартирный вопрос, ну, конечно, он же гений. Меня, рядового обывателя, обескураживал туалетный вопрос.
Обычно я приходил на службу рано, когда никого нет. Захожу в туалет, руки помыть после транспорта. Уборщица туалет надраила, все блестит, в каждой кабинке рулон туалетной бумаги, у раковин свежее туалетное мыло, красота. Храм культуры, да и только!
Доложил директору о делах, думаю, надо зайти в этот храм, чтобы потом от дел не отвлекаться. Всего минут сорок прошло после первого посещения. Зашел в кабинку, гляжу, рулон бумаги исчез. Ну, думаю, диарея у кого-то. Заглядываю в соседнюю кабинку, мать честная, и там пусто! Знать кого-то сильно пронесло. Иду мыть руки, мыла, два куска, импортных, за сорок минут успели смылить чистюли, полностью, даже мыльница сухая.
Заглянул в кабинет заместителя директора по хозяйственной части, обрисовал картину. Валерий Васильевич улыбается, мол, для него это не новость, так всегда. Воруют! Ну, думаю, наговаривает на инженерную братию. Говорю ему: «Что-то надо делать, искать варианты. Это же болезнь какая-то!» Валерий Васильевич сквозь хохот: «И болезнь эта называется дефицит. В продаже туалетную бумагу только по случаю можно купить, вот и тянут с работы». На том и расстались. Осадочек у меня остался.
Через неделю встретил Валеру и предлагаю: «Видел я на Уралвагонзаводе в заводском туалете емкость с жидким мылом, попробуй заменить, а бумагу по норме раздай секретарям в отделы, пусть сами регулируют». Так и сделали. С жидким мылом прижилось, а вот с бумагой в отделах пришлось отказаться. Профком бучу поднял, Люда Букина (председатель профкома) от лица общественности заклеймила руководство позором, мол, нельзя не доверять сотрудникам. Я хотел было ее в бухгалтерию послать (как раз на экраны вышел фильм «Служебный роман»), но сдержался, вдруг она уже успела посмотреть кино и обидится на меня, а ведь профсоюзы – это школа коммунизма. Спрашиваю ее: «Люда, скажи честно, в дамском туалете, бумагу и мыло воруют?» Она краснеет, но признается, что та же картина, но говорит, что она должна реагировать на жалобы трудящихся. Оказывается, эта проблема была актуальна по всей Стране советов, от Калининграда до Камчатки. Валерий Васильевич через знакомых (Интернета тогда не было) нашел устройство для крепления туалетной бумаги с замком. Оборонный завод на Урале в качестве ширпотреба выпускал это нехитрое устройство. С трудом закупили десятка два, на всякий случай. Установили в кабинках. Уборщица утром зарядит устройство бумагой, язычок вытянет и на замок. И что вы думаете, помогло? Не тут-то было, народ-то технически грамотный. Мужчины научились канцелярской скрепкой вскрывать. Замок-то, чай не в банковском сейфе. Ну а дамы, те еще проще, они же рукодельницы, все вяжут шапочки для зим. Сообразили, сидит себе на унитазе, песенки мурлычет, а сама за кончик бумагу вытягивает и в трубочку мотает. Глядишь, полрулона и отмотала. Следующей оставила, справедливо. Я всегда говорил, что женщины справедливее мужиков.
Вот на этом социалистическом прошлом я и хотел поставить точку, но вспомнил, когда позже я работал в известной в России инжиниринговой компании, похожая тема всплывала. К тому времени, уже вовсю свирепствовал капитализм в России. Туалетной бумаги в каждой торговой точке до тридцати сортов, выбирай на любой вкус. И однослойная, и трехслойная, и гладкая, и в пупырышек, с цветочками и без, всех цветов радуги, даже подарочная с американскими долларами в натуральную величину, а на днях даже с портретом Трампа видел. Цена – копейки. Но парадокс – из туалета этой уважаемой фирмы так же регулярно исчезала, и заметьте, не подарочная с баксами, а самая обыкновенная туалетная бумага. Дефицитом эту болезнь уже не назовешь, значит – хроническая форма болезни под названием пережитки советского прошлого. Кто-то спросит почему советского? Читая книги о декабристах или о ссыльных дворянах в романах Достоевского и других известных писателей я ни разу не встроил намека на поведение тех людей, испытывающих куда большие потребности в бытовых вещах, чтобы кто-то из них решился на подобный проступок. Мне опять могут возразить, ишь, куда хватил, они же дворяне, сливки общества! Извините, я-то тоже пишу о сливках нашего общества. Дама, которая отматывала от рулона бумагу, уж наверняка считала себя интеллигентной, воспитанной на стихах Анны Ахматовой. А тот взломщик туалетных приборов совершал свое гнусное дело, бубня под нос стихи Иосифа Мандельштама: «Я вернулся в мой город, знакомый до слез, до прожилок, до детских припухших желез», и далее по тексту. Я уверен, мой отец, малограмотный, в рабочей семье воспитанный, возвышенных стихов не читал и театры не посещал, но до такой низости не опустился бы ни при каких обстоятельствах. В результате размышлений, эти метаморфозы подтверждают – образованность и начитанность не есть порядочность.
Константиныч
Когда мы начали стройку в деревне, первым к нам подошел сосед из дома наискосок от нас. Звали его Константин Васильевич. Было ему лет шестьдесят пять. Он до войны родился и жил в деревне. В конце войны 1941–1945 годов служил летчиком. После смерти родителей, дом достался им со старшей сестрой пополам. Разгородили перегородкой, каждому по справедливости, аккурат по середине среднего окна, получилось у каждой семьи по полтора окна, открывать неудобно, зато по-честному. Первая жена у него рано умерла, женился на соседке по коммунальной квартире, которая была на двадцать лет моложе его, совместных детей не было. Летом они с Ниной Николаевной жили в деревне, зимовали в городе.
Знал он все грибные и ягодные места и с готовностью знакомил нас. Особенно любил брать по ягоды молодых женщин. Видимо в молодости был любвеобильным перцем. Всю эту женскую ватагу вел тайными тропами. На пути к месту сбора ягод протекала речка Малая ящера. Через нее он знал брод, чуть меньше метра глубиной. Чтобы не замочить одежду, молодкам приходилось слегка раздеться, по крайней мере, подвязать подол платья до самого не балуй. Девки особенно не стеснялись, что со старика взять, за свою жизнь и не такие виды видывал. Так-то оно так, но Константиныч (так мы звали его за глаза, для простоты произношения,