Сорок моряков-христиан доплыли до берега у турецких позиций. Позднее их зверски казнили на виду у города. В отместку двести шестьдесят находившихся в Константинополе пленников вывели на стены и обезглавили на глазах у турок.

Битва еще раз показала, что христиане превосходят турок в качестве своих кораблей и морском искусстве. Но тем не менее поражение дорого им обошлось. Они потеряли галеру, фусту и около девяноста своих лучших моряков. Только один турецкий корабль затонул. Город погрузился в глубокое уныние. Было ясно, что теперь уже турок не выдворить из Золотого Рога. Они не получили главенствующего положения; христианский флот все еще оставался на плаву, но гавань больше не была безопасной, и длинная линия стен, которые стояли перед ней, теперь не была свободна от опасности нападения. Грекам, которые помнили, что именно через эти стены крестоносцы вошли в город в 1204 году, перспективы казались особенно угрожающими; и император и Джустиниани отчаялись узнать, как теперь они могут управлять всеми защитами.

Переправив половину флота в Золотой Рог и сорвав попытку христиан выбить оттуда захватчиков, Мехмед одержал великую победу. Кажется, он все еще думал, что город придется брать, пробивая бреши в стенах на суше, но зато теперь он мог постоянно угрожать стенам со стороны гавани, держа при этом у бона достаточно кораблей для полной блокады города. Более того, если даже какой-то флот придет на выручку и сумеет прорвать блокаду, он не найдет покоя в гавани. Новое положение дел также давало султану более плотный контроль над Перой. Тамошние генуэзцы играли позорно двуличную роль. Правительство Генуи дало местным властям полную свободу, вероятно посоветовав им придерживаться нейтрального курса. Так они официально и поступали. Общие симпатии колонии были на стороне единоверцев-христиан по ту сторону гавани. Некоторые горожане влились в ряды Джустиниани. Купцы колонии продолжали торговать с городом, посылая ему все товары, которые могли уделить. Другие, правда, торговали и с турками, но многие из них взяли на себя роль разведчиков и докладывали Джустиниани все, что удалось разузнать в турецком лагере. Да и власти колонии настолько поставили под угрозу свой нейтралитет, что позволили прикрепить цепь, преграждавшую гавань, одним концом к их стене; и, хотя их корабли не принимали участия в боях, по всей видимости, генуэзские моряки помогали кораблям у заграждения. Однако любому генуэзцу трудно было любить греков и еще труднее – венецианцев. Немногие воины-храбрецы вроде Джустиниани и братьев Боккиарди со всем пылом бросались в бой; но в Пере, где обычный человек не ощущал непосредственной угрозы, такой героизм казался несколько сумасбродным.

Греки и венецианцы отвечали им такой же неприязнью. Да, они искренне восхищались Джустиниани и были готовы выполнить его приказы, да, они не скупились на похвалы в адрес других доблестных генуэзцев, но Пера казалась им рассадником христопродавцев. Нет сомнений, что у султана были там шпионы, как показала история последней битвы. Конечно, имелись подозрения, что и в Пере кто-то должен был знать о подготовке султана к транспортировке кораблей по дороге, которая проходила так близко к стенам города. И даже если этому, разумеется, нельзя было помешать, из Перы могли по меньшей мере хоть как-то предупредить об этом людей на той стороне гавани. Архиепископ Леонард, сам генуэзец, с некоторым смущением писал о поведении своих соотечественников[64].

Но не только константинопольские христиане были недовольны жителями Перы, а и султан. Попытки оккупировать колонию, пока он занят осадой самого Константинополя, были бессмысленны. Для ее штурма требовалось больше людей и орудий, чем мог выделить Мехмед, к тому же любое предпринятое против нее действие, скорее всего, заставило бы генуэзский флот прийти в Левант, и тогда турки потеряли бы господство на море. Но теперь, когда султанские корабли вошли в Золотой Рог, он окружил Перу. Тамошние купцы не могли с прежней легкостью добираться по гавани до Константинополя, доставляя последние сведения из турецкого лагеря. Без нарушения нейтралитета Пера уже ничем не могла помочь христианскому делу, и султан, по всей видимости, был доволен тем, что, по донесениям своих агентов в Пере, ее власти не собираются идти на такой риск.

Кроме того, султан теперь мог наладить более эффективную коммуникацию с армией Заганоса на высотах за Перой и базой своего флота на Босфоре. До той поры единственная ведшая туда дорога делала большой крюк, огибая болотистую оконечность Золотого Рога, хотя была возможность срезать путь в ее верхней части по неудобному броду. Сейчас, когда его корабли стояли в Роге, султан под их защитой смог построить мост через гавань несколько выше городских стен. Это был понтон примерно из сотни винных бочек, крепко связанных вместе попарно и соединенных в длину с небольшим промежутком между парами, – такова и была ширина прохода. На бочки уложили балки, а поверх – доски. По ним могли пройти пятеро человек плечом к плечу, а также тяжелые повозки. К понтону прикрепили плавучие платформы, достаточно крепкие, чтобы выдержать вес пушки. Таким образом турки получили возможность быстро перебрасывать войска с берега у Перы к стенам города под защитой пушек, а пушки могли под новым углом бить по Влахернским стенам[65].

Большинство кораблей христиан все еще находились у бона, чтобы помешать соединению двух турецких флотов и встретить любую эскадру, которая может прибыть им на помощь; и турки в течение нескольких дней не рисковали на них нападать. Однако их присутствие там не могло скрыть тот факт, что защитники потеряли контроль над Золотым Рогом.

Султан не пытался развить свой успех, предприняв штурм города. Пока что он предпочитал донимать и изматывать защитников. Стены со стороны суши обстреливались непрерывно. Каждую ночь приходили бригады горожан и ремонтировали, что могли. Орудия с новых понтонных платформ бомбардировали Влахернский квартал. Время от времени турецкие корабли выходили с якорной стоянки через Золотой Рог и пытались атаковать стены над гаванью. Греческим и венецианским морякам приходилось постоянно быть начеку, чтобы перехватывать их. В течение недели практически не было рукопашных схваток, и никто не погиб. Но у города имелись и другие проблемы. Продовольствие было на исходе. Мужчины, которые должны были находиться на своих боевых постах у стен, то и дело просили разрешения вернуться в город, чтобы поискать еды для жен и детей. К первым дням мая нехватка стала настолько острой, что император объявил новый сбор средств от церквей и частных лиц и на эти деньги скупил все продовольствие, которое сумел найти, и учредил специальный комитет для его равного распределения. Комитет хорошо справился со своей работой. Пусть паек был небольшой, но каждая семья получила свою долю; и больше серьезных жалоб не было. Но в то время городские сады и огороды давали мало плодов, а рыбацкие лодки уже не могли безопасно выходить в море даже в Золотом Роге. В стенах города никогда не содержали много крупного рогатого скота, овец и свиней, и их количество быстро уменьшалось, как и запасы зерна. Если в скорейшее время из внешнего мира не поступит продовольственная помощь, то голод заставит сдаться и военных, и гражданское население.