— А качаться будут бандиты?

— Да нет, конечно, зал открывают под уже существующих клиентов, готовых хорошо платить. У тех парней в городе несколько таких залов, какая-то своя методика: они за две недели из дистрофика супермэна делают. От желающих отбоя нет, ходить к ним в залы стало модно, престижно и дорого. В общем, клиентов стало больше, чем могут принять помещения и…

— Им понадобился наш подвал.

— В городе большая напряженка с арендой. Дорого, да и место подходящее фиг найдешь. Нужно придумать как справиться с Дорой.

— Грохнуть, что ли? — ухмыльнулся я.

— Что ты! — взвизгнул Ильич. — Что ты несешь? Помнишь проверяющего из районо? Это ее зять. Они давно под меня копают. Хотят Дору на мое место. А тут ты со своими анекдотами вылез — не мог заметить его гнусную рожу!

— Предупреждать надо, вид у него больно моложавый, думал, новенький.

— Да…ть, я и сам не знал, его Дора пустила по классам разгуливать. А тут ты — здрасьте, жопа, я — не педагог, я — автомеханик. В общем, они понимают, что ты — моя козырная карта. На тебе и ремонт, и экспериментальная программа, под которую деньги собрали, и вообще — куча уроков, которые, если тебя не будет, вести будет некому. В общем…

— Дора хочет пнуть меня из школы.

— Да…ть, хочет. Она там, типа педсовет решила собрать и обсудить твою кандидатуру пока на уровне школы, а там…

— А когда педсовет?

— А… его знает. Она дела воротит, как будто меня уже нет.

— Палила-то в нас не Дора, надеюсь? — заржал я, хотя мне было невесело.

— Палила не Дора, — сник Ильич. Но снова ничего не сказал.

— Может, ей денег побольше сунуть?

— Ей нужно место, а не деньги. Будет место — будут деньги. Как ее зятька в районо назначили, так она и оборзела. Ты это, на педсовет иди, и, пожалуйста, не выделывайся. Попробуй показать свою… лояльность, и полное э… подчинение.

Ильич ушел мрачный. Я вытащил из пачки Житана, которую оставила Беда, последнюю сигарету и закурил. Надо мной сгущались тучи, и самая большая была по имени «Дора».

— Фу, Петь, что ты куришь? Сигареты французских проституток?

На пороге красовалась ярко блондированная Лиля. Сегодня просто «день открытых дверей», а моя собака даже не тявкнет, все норовит подставить пузо, чтобы почесали.

— Фу, Петь, ты спишь на Танькином одеяле? Я знаю — этот жуткий атлас валялся у меня в кабинете, из него хотели шить занавес в актовый зал, но Ильич сказал, что чокнется от этого кумача. И Танька выклянчила у меня кусок на одеяло. Она такая рукодельница!

— У тебя пробежка?

— Деловой визит. Петь, если тебя попрут из школы, то в ней можно будет повеситься.

— А меня попрут?

— Сегодня вечером педсовет. На повестке — ты. Я хочу тебя предупредить, ты там сильно не выделывайся, может, пронесет. В принципе, к тебе все, кроме Доры, лояльно относятся.

Их всех сегодня заело на «лояльно» и «не выделывайся».

— Спасибо, Лиль! Я постараюсь не выделываться. В мои планы не входит вылетать из школы. Мне тут хорошо: сарайчик, одеялко, собака вот, летом курей разведу.

Лилька, не обращая внимания на мою болтовню, тараном двинулась к столу и цапнула пустую бутылку.

— Петь! Абсент! Настоящий «Король духов»! Семьдесят долларов бутылка! Где взял, его же нет у нас в городе в продаже? Петь, где ты берешь Житан и абсент?

Я вздохнул и пожал плечами:

— У французских проституток.

— Тогда не спи на Танькином одеяле! — фыркнула Лилька и ушла.

День прошел отвратительно. События катились все усиливающейся лавиной, и к вечеру я уже ждал, когда же меня завалит.

В обед примчалась Ритка.

— Дроздов, твой Вован опять натворил, черт знает что! Со своей компанией избил вчера восьмиклассника из третьей гимназии. У того перелом ключицы, сотрясение мозга, ушибы, и самое паршивое, что они, когда его били, орали: «Бей его, как Дрозд учил!» Многие это слышали.

Я опешил:

— Рит, Вован не был ни на одной физкультуре, и секцию не посещает! Он же лентяй, прогульщик и бездельник.

— Да они все помешались на твоих уроках. На переменах, и на улице только и делают, что приемы друг другу показывают. Так что и прогульщики тренируются.

— Я учу не бить, я учу не бояться.

Ритка кивнула.

— Отморозков хоть в шахматы учи играть, они отморозками останутся. А вообще, про тебя в городе легенды ходят, и многие мамаши, у кого дети вечно битые, собираются их переводить из других школ в эту.

Это сообщение напугало меня еще больше, чем новость про Вовочку. Стать легендой в моем положении было крайне неосторожно.

— Рит, ты можешь в школе пока не сообщать про… Вовкины подвиги? У меня тут и так неприятности.

Ритка прищурила свои и так вечно сверлящие глаза, и мне захотелось задвинуться за шкаф: мент он и в юбке мент.

— Не скажу, Дроздов. Если надо, не скажу. Только сам понимаешь, город маленький, все равно известно станет.

— Вовке что будет?

— Папаша отмажет, как всегда.

На перемене я увидел, как Вован нырнул в туалет. Сегодня был тот редкий день, когда он не прогуливал школу. Я одним бесшумным прыжком влетел вслед за ним. Он уже стоял в кабинке и дверь была приоткрыта, ввиду отсутствия на ней шпингалета. Ремонта туалеты так и не дождались, и Вован стал жертвой этого обстоятельства. Он стоял ко мне спиной с соблазнительно спущенными штанами. Я одним движением вырвал армейский ремень из своих штанов, одной рукой пригнул его мордой к унитазу, а другой начал хлестать по рыхлой заднице. Бил я его долго и сильно. Вован не дергался и не кричал. Он понял, что тот, кто сзади — гораздо сильнее. Он только пыхтел и посапывал, рассматривая недра унитаза. Я остановился, когда его зад стал походить на вызревший помидор. Он даже не посмел оглянуться, и я ушел неопознанный. Кажется, великий педагог Макаренко тоже не прочь был врезать некоторым своим воспитанникам. А таких, как Вован, драть нужно с пеленок, а не отмазывать.

На педсовете Ильича почему-то не было. Дора величественно сообщила всем, что единственный педагог-мужчина, увы, оказался позором школы.

— Вы, Дроздов, — ткнула она в меня жирным, в перетяжечках, как ляжка младенца, пальцем, — аморальный тип! Я ставлю вопрос о вашем дальнейшем пребывании в школе. Ваши уроки — балаган. На истории — пошлые анекдоты, физкультура — сплошное мордобитие, ОБЖ — пособие для террористов.

Я открыл было рот, но вспомнил, что не должен «выделываться».

— Дети берут с вас пример. Они стали наглые и драчливые.

— Сильные и раскованные, — пискнула Лилька.