Пациент протестующе захрипел и нетерпеливо махнул револьвером.

– Не надо ля-ля, доктор! – злобно оборвал он меня. – Никто сюда по ночам не заходит! Раз ты сюда сунулся, значит, тебя кто-то об этом попросил. Кто тебя послал?!

Я сделал удивленное лицо.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – обиженно сказал я ему. – Может быть, я что-то перепутал, ведь я работаю в этой клинике первый день… Но никто меня сюда специально не посылал. Я вообще думал, что здесь операционный блок, и никак не ожидал…

– Не пудри мне мозги! – рявкнул забинтованный. – Говори, кто тебя послал – Щука? Барин? Кто?!

Разговаривать с ним было немножко странно, точно с человеком-невидимкой. Собственно, и разговор складывался странно, если учитывать, что первоначально вопросы собирался задавать я.

– Щука, Барин… – повторил я. – А кто это?

– Ладно, поговорим по-другому, – сказал человек-невидимка. – Повернись лицом к стене, руки на стену! Железку брось!

Я отбросил на кровать отмычки и уткнулся лицом в стену. Пациент подошел ближе и быстро обыскал меня. Видимо, результаты осмотра разочаровали его.

– Давай выкладывай, чего ты здесь шарился? – уже не так уверенно произнес он.

Я подумал, что дальнейшее инкогнито может мне повредить, и сказал, продолжая смотреть в стену:

– Послушайте, вы совершаете большую ошибку! Я не имею никакого отношения к тем людям, о которых вы говорили. Но если со мной что-то случится, это сразу станет известно моим друзьям, и вам не поздоровится. Главный врач, который вас здесь пригревает, и так висит уже на волоске… Одного пациента у него уже прикончили, а судя по вашему неадекватному поведению, подобная участь в перспективе ожидает и вас. Подумайте хорошенько, прежде чем решиться на что-то… В свою очередь, я предлагаю вам рассказать мне все, что вы знаете о делишках доктора Миллера, – даже не для протокола, а так, частным порядком…

– Стоп! – оборвал он меня. – Повтори еще раз. Я не понял – кого прикончили?

Я покосился на него через плечо и пояснил:

– До вас в этой палате лежал другой пациент. Его пристрелили, когда он прогуливался по двору. Твой приятель Миллер постарался это скрыть, но, сам понимаешь, сколько веревочке ни виться…

Забинтованный озадаченно молчал. Я уже подумывал, не стоит ли мне обернуться, как вдруг сзади раздался какой-то шорох, и страшный удар обрушился на мою голову. В глазах у меня потемнело, ноги подкосились, и я рухнул куда-то вниз, в черную пропасть, у которой не было дна.

В общем-то, это ненаучно, но, кажется, у меня выработался иммунитет к ударам по черепу. Иначе чем объяснить, что уже через десять-двадцать секунд я пришел в сознание и даже смог кое-что соображать?

Забинтованный, отойдя к окну, разговаривал по мобильному телефону.

Револьвер оттягивал карман голубой пижамы чуть ли не до пола. Я не торопился подниматься, потому что решил дослушать разговор до конца.

– Макс, приезжай немедленно! – говорил забинтованный. – Не спорь! Я не собираюсь здесь больше оставаться. Меня тут достанут. Сейчас ко мне ворвался один чокнутый, я еле от него отделался. Но он не один. По-моему, они копают под Миллера. В общем, мне тут хана. Я уже выхожу. Буду ждать тебя во дворе у калитки. Все. Действуй!

Он убрал телефон и бросился к шкафу, срывая на ходу пижаму. Тяжелый револьвер заманчиво и увесисто шлепнулся на одеяло. До него было каких-то пара метров, и я решил рискнуть. Это было очень заманчиво – поменяться ролями.

О том, что поступок этот был продиктован мне не разумом, а эмоциями, я понял уже в следующую секунду. Едва я попытался вскочить на ноги, как перед глазами у меня все поплыло, и меня шатнуло в сторону.

Забинтованный оглянулся на шум, и передо мной мелькнул его обнаженный торс – кстати, весьма мускулистый. Удара я уже не видел, но это был классический нокаут. Я упал поперек кровати и отключился.

Когда я очнулся, в палате уже никого не было. Не было даже света, но и в темноте я почувствовал, что страшно одинок. Ощупывая разбитую челюсть, я осторожно сел.

В голове у меня гудело, во рту чувствовался привкус крови. Чтобы привести в порядок основательно встряхнутые мозги, я решил для начала хотя бы умыться. С трудом встав на ноги, я поплелся в ванную.

Сполоснув водой лицо, я посмотрел на себя в зеркало. Если не считать опухшей щеки, внешность моя не очень пострадала. Шишка на затылке не в счет – она не бросалась в глаза. Однако голова по-прежнему работала неважно, и я никак не мог сообразить, что мне делать дальше.

Самое простое было выяснить время, но когда я взглянул на часы, то понял, что и это мне недоступно – стекло было разбито вдребезги, и стрелки остановились. Интуиция тоже ничего мне не подсказывала. После второго удара я мог проваляться без сознания и десять минут, и тридцать. Во всяком случае, стоило попробовать поискать забинтованного во дворе – там я, по крайней мере, мог рассчитывать на помощь Чехова.

Но когда я попытался покинуть палату, оказалось, что нервный пациент уже обо всем позаботился – дверь была заперта, а ключ исчез. Просто для проформы я включил в палате свет и убедился, что вместе с ключом исчезли и мои отмычки.

Уже начиная злиться, я вспомнил про окно. Но и здесь меня ждал неприятный сюрприз – окно в палате было забрано снаружи почти незаметной, но очень прочной решеткой!

Единственное, что мне оставалось, – это поискать какие-нибудь улики в самой палате, но, увы, и это не привело ни к какому результату. Беглец не оставил после себя ни клочка бумаги, ни носового платка, ни даже грязного носка. Все, что мне досталось, – это дурацкая голубая пижама.

Сбросив ее на пол, я повалился на кровать, не снимая ботинок, и решил хорошенько выспаться. Во-первых, при ударах по черепу сон – необходимая составляющая лечения, во-вторых, в моем положении оставалось утешаться классической пословицей о мудрости утра.

Заснуть мне удалось быстро – измученный мозг нуждался в отдыхе. Зато с пробуждением было сложнее. Я так разоспался, что даже тормошение и шлепки по щекам не сразу привели меня в чувство.

Наконец я проснулся и, отталкивая чужие бесцеремонные руки, сел. Меня окружали какие-то люди. Было светло, и я решил, что уже наступил день. Но почти сразу же сообразил, что это горит лампочка над головой.

Я уже более осмысленно взглянул на окружавших меня мужчин. Их было трое. Башка у меня трещала, и я плохо улавливал их лица, но мне показалось, что все они были высокими и плечистыми. Впрочем, это, может быть, оттого, что я смотрел на них снизу вверх.

– Вы кто? – спросил я охрипшим со сна голосом.

Они проигнорировали мой вопрос и вполголоса заговорили между собой.

– Леший, кто это такой? – спросил один. – Ведь нам сказали, что здесь будет Бухгалтер…

– Да кто его знает, – неуверенно произнес второй. – Может быть, ему уже сменили рожу?