— Не умеешь, не умеешь! — закричал Петька. — Я так и знал!

— Тише! — зашипела Джина.

— Плавда, не умеешь? — Пашка был разочарован. — Я-то думал, ты меня научишь, а то я шлепнулся уже два лаза…

Они стояли на площадке между первым и вторым этажами. Девушка, дабы без нужды не огорчать подрастающее поколение, подхватила Пашку на руки и скатилась с ним по перилам.

— Ула! — закричал младший.

— Умеешь, — констатировал старший.

— А теперь на кухню — чай пить! — предложила Джина.

— Еще хочу кататься! — закапризничал Пашка.

— С шоколадом! — добавила весомый аргумент Джина и увела-таки мальчишек к маме и бабушке.

А те вцепились в детей — не оторвать.

— Ждите меня здесь, — сказала Джина и снова вышла в коридор.

Зуев понимал, что окружен, и порой в голову приходила здравая мысль: не то, что-то не то происходит вокруг, и, казалось, даже против его воли. Но Николай гнал эту мысль, и в голове снова, словно транспарант с кроваво-красными буквами, вспыхивала фраза:

«ОН НИКОГО И НИКОГДА НЕ ВПУСТИТ В СВОЙ ДОМ!!!»

Зуев вышел в коридор, распахнул окно с торца здания и изучил окрестности, глядя сквозь оптический прицел карабина. На расстоянии прицельного выстрела обнаружил троих бойцов в камуфляже. Возможно, их больше. Плохо…

С другого торца — четверо…

Из комнаты напротив он увидел еще троих. Очень плохо.

Обложили, суки!!!

Запертую только на задвижку дверь Джина нашла с торца здания у лестницы, ведущей в подземный гараж. Девушка отодвинула задвижку, приоткрыла дверь и, выглянув наружу, увидела самосвал, на котором приехал Зуев.

Стала рассуждать: он сидит у фасадного окна, значит, если пройти отсюда до кованой ограды, то вдоль нее, скрываясь за недавно высаженными деревьями и кустарником, можно незамеченными добраться до калитки, а там — свобода!

Джина прикрыла спасительную дверь, достала из заднего кармана мини-юбки сотовый. Включила его…

— Слушаю! — мгновенно ответил майор. Он остановился как вкопанный прямо напротив оконного проема. Поняв это, торопливо отступил под защиту стены.

— Джина? — подал голос оклемавшийся уже капитан, но майор только махнул на него рукой: не мешай, мол…

— Что у тебя, девочка? — спросил он в трубку.

— Зуев еще никого не убил? Я слышала выстрел…

— Нет. Говори наконец, что у тебя?

— Минут через пять с торца особняка вдоль ограды к калитке… — Джина прикинула и уточнила: — От вас с левого торца… пойдут женщины с детьми.

— Понял. Ты с ними?

— Я остаюсь. Попробую уговорить Зуева сдаться.

— Нет! — закричал майор, — Ты сошла с ума! Иди с ними!

— Все, отбой, — сказала Джина и отключила сотовый. Она сама знала, что сошла с ума. Нетактично ей об этом напоминать.

Обложили, суки!!!

Зуев вернулся к фасадному окну.

Расчехлил дробовик, проверил…

Гранаты рассовал по карманам — не слишком удобно, да ладно…

Присев у подоконника, стал смотреть в оптический прицел карабина. Из слухового окна на крыше коттеджа, что напротив, снова блеснуло. Говнюки продолжают наблюдать за ним из бинокля!

Сняв с предохранителя, в перекрестье прицела он поймал голову в каске.

Сместил чуть ниже…

Указательный палец лег на спусковой крючок…

Женщины и дети стояли у приоткрытой двери. Джина во второй раз повторяла, что и как они должны делать. Говорила для одной только бабки. Мать давно сделалась невменяемой. Прижав к себе младшего сына, она улыбалась, бессмысленно тараща глаза, и все кивала, кивала…

— Как только я уйду, сразу не бегите. Досчитайте до ста и — вперед! А я поднимусь на третий этаж и отвлеку Колю. Все ясно?

Бабка кивнула.

— А как же ты, Женька? Айда с нами.

— Я все-таки попробую уговорить Колю сдаться.

— Бог в помощь, — услышала Джина, уже когда поднималась по лестнице, и сразу за пожеланием громкий бабкин шепот: — Раз, два, три…

Указательный палец лег на спусковой крючок, когда Зуев за спиной услышал Женькин голос:

— Коля, я пришла. Ты звал.

Он поставил карабин на предохранитель, но из рук не выпустил.

— Заходи.

Джина понимала, что Николая Зуева, которого она знала, больше нет. В этом новом много осталось от старого — упрямство, бескомпромиссность, жесткость и даже жестокость, если речь шла о защите себя и своих близких. Но тот был вполне вменяем, а у этого — навязчивая идея. Он искренно верит, что особняк принадлежит ему, и как убедить его в обратном, девушка не представляла.

Сюда бы врачей и психологов, а не спецназовцев с автоматами и гранатометами…

Вот только не подпустит Зуев врачей ближе чем на расстояние выстрела, а значит, попробовать надо ей, Джине, семнадцатилетней девчонке, только что закончившей десятый класс.

— К окнам не подходи, — предупредил Зуев, — сядь у стены на паркет, он вроде чистый.

Джина села.

— А ты почему в одних носках?

Зуев пожал плечами.

— Тапки прохудились.

— И у меня…

Боец, чудом избежавший пули ниже каски, говорил по рации с майором, глядя в бинокль:

— Я их вижу… две женщины с двумя детьми… бегут… скрылись в кустах у забора…

— Девушки с ними нет?

— Нет.

— Ясно.

— Их снова видно — подбегают к калитке…

— Теперь я и сам вижу, отбой.

Майор, поменяв настройку, закричал в рацию:

— Петренко, Борисов, пошли, парни!

— Так точно, — ответил один из них.

Да они уже и находились возле ворот, и когда беженцы миновали калитку, Борисов махнул им рукой вправо. Они побежали к перекрестку, где их уже ждала машина, а бойцы, пятясь и держа на прицеле автоматов фасадное окно особняка, сопровождали их.

Эвакуация прошла успешно. Зуев в оконном проеме так и не появился.

Две задачи, одна важнее другой, стояли перед Джиной: отвлечь Зуева и убедить его сдаться. Судя по прошедшему уже времени, с первой девушка справилась и дети в безопасности, а вот вторая… Выполнение второй оставалось под вопросом.

— Да пойми ты, Коля, это не твой дом! — в который уже раз повторяла Джина.

— Мой!

Он не понимал, не желал понять очевидного.