По крайней мере так ей казалось, и это убеждение она всеми силами старалась сохранить.

Она даже не была уже столь уверена, что за ней следят, как пытался доказать ей Валенте. Во вторник вечером ей звонили из полиции. Она здорово напугалась, но единственной причиной звонка была необходимость сообщить ей о том, что нашелся ее мобильник. Какой-то порядочный гражданин обнаружил его в пятницу вечером, выбрасывая стаканчик из-под мороженого в мусорник на одной из улиц в квартале Чуэка, и, не зная, кому он принадлежит, отнес его в отделение полиции Центрального района. Наведя кое-какие справки (брошенный мобильник вызывал определенные подозрения и даже опасения, сказал ей полицейский), они узнали, кому он принадлежит.

В тот вечер после визита в полицейский участок Элиса дома развинтила телефон с помощью маленькой отвертки. Как должны выглядеть внутренности этого аппарата, она в точности не знала (ее коньком были карандаш и бумага), но ей не показалось, что внутри есть что-то лишнее. Нашедший его человек вполне мог быть тем самым мужчиной, которого она видела из-за двери бара, и Валенте просто воспользовался совпадением.

В среду она зашла в секретариат университета Алигьери, чтобы запросить свидетельство о прослушивании курса лекций, и заодно задала там несколько вопросов. Разговаривавшая с ней девушка все подтвердила: Хавьер Мальдонадо действительно студент факультета журналистики, а профессор статистики по фамилии Эспальса действительно существует. Можно ли было представить себе настолько тонко продуманный тайный заговор?

Она начала подозревать, что всю эту комедию устроил не кто иной, как Валенте. Ясно, что он хотел установить с ней «особые» отношения (потому что она… как он там сказал? очень его «интересовала»). Этот тип был хитер. Воспользовавшись нагромождением некоторых совпадений, он навешал ей на уши всю эту лапшу о слежке, чтобы нагнать на нее страху. Интересно, что Элиса его нисколько не боялась.

В пятницу она сдала работу. Бланес, ни слова не говоря, принял ее и распрощался со студентами, пригласив их на субботний симпозиум, где будут обсуждаться «некоторые спорные аспекты данной теории, например, парадоксы края «прошлого»». О возможности разрешения этих парадоксов он не упомянул. Элиса обернулась и посмотрела на своего соперника. Тот улыбался, не глядя на нее.

Да пошел он, этот Валенте Шарп.

Так что теперь она сидела на симпозиуме, чтобы услышать приговор мудрецов и узнать результат своего экстравагантного пари.

Однако все обернулось так, как она и не подозревала.

Уже несколько часов она слушала колдовские формулы физики конца XX века, и все они были ей знакомы: браны, параллельные миры, сливающиеся черные дыры, пространства Калаби–Яу, разрывы реальности… Почти все докладчики упоминали о «секвойе», но ни один не говорил о возможности раздельной идентификации временных струн путем решения парадокса конца «прошлого» с локальными переменными. Физик-экспериментатор Серджио Марини, работающий вместе с Бланесом в Цюрихе, выступления которого Элиса с нетерпением ждала, заявил, что необходимо мириться с противоречиями данной теории, и в качестве примера привел бесконечные результаты в релятивистской квантовой теории.

В воцарившейся вдруг единодушной тишине, полной напряженного ожидания и почтения, к подиуму подъехала электрическая коляска, в которой сидел Стивен Хокинг.

Знаменитый физик из Кембриджа, занимавший кафедру, принадлежавшую несколько веков назад Ньютону, на фоне темной спинки коляски казался просто болезненным телом. Но Элиса знала, какой в этом теле скрыт блестящий разум, и ярчайшей личности, светившейся в его обрамленных большими очками глазах, и о железной воле, благодаря которой он, несмотря на страдания, причиняемые неврологическим заболеванием, стал одним из величайших ученых мира. Элиса подумала, что невозможно выразить в полной мере все восхищение, которое он заслуживает: Хокинг был для нее личным свидетельством того, что в жизни никогда нельзя сдаваться.

Нажимая на кнопки синтезатора голоса, Хокинг превратил предварительно написанный текст в разборчивые звуки. Он сразу завладел вниманием аудитории. Его колкие комментарии, произнесенные механическим голосом на безупречном английском языке, вызвали взрывы смеха. Однако, к неудовольствию Элисы, он ограничился речью о возможности восстановления информации, потерянной в черных дырах, и лишь в конце, как бы походя, упомянул теорию Бланеса. В заключение он произнес:

— Ветви секвойи профессора Бланеса тянутся в небо будущего, а ее корни уходят в землю прошлого, к которой мы не можем сойти… — Электронный голос помедлил. — Тем не менее пока мы висим на ее ветвях, ничто не мешает нам глядеть вниз и рассматривать эти корни.

Эта фраза заставила Элису задуматься. Что Хокинг имел в виду? Это просто поэтическая метафора или он пытался заронить сомнения в возможности идентифицировать и открыть струны по отдельности? Как бы там ни было, понятно, что «теория секвойи» во многом утратила популярность в среде великих физиков. Оставалось только ждать выступления самого Бланеса, но перспективы были неутешительны.

Сделали перерыв на обед. Все поднялись как один, и на выходах образовались пробки. Элиса присоединилась к очереди на выход через главную дверь, и в этот момент ее слуха достигли слова:

— Готова проиграть?

Чего-то в этом духе она и ожидала, поэтому сразу ответила, поворачивая голову:

— А ты? — Но Рик Валенте испарился, скрывшись в толпе. Элиса пожала плечами и задумалась над возможным ответом на этот дерзкий вопрос. Готова ли она? Возможно, что и нет.

Но она еще не проиграла.

Виктор Лопера предложил ей пообедать в перерыве вдвоем. Она с радостью согласилась — ей хотелось побыть в его обществе. Несмотря на то что он был завернут на скользкой теме религии в физике, на которой его иногда несло, так что он не мог остановиться, в общем Лопера был интересным собеседником и приятным, душевным человеком. Совместное возвращение домой в его машине стало для них обоих приятной привычкой.

Они купили вегетарианские сандвичи в столовой Дворца конгрессов. Виктор попросил двойную порцию майонеза. Элиса подозревала, что только майонез может на какое-то время отвлечь ее приятеля от разговора о Тейяре де Шардене или о том, как аббат Леметр обнаружил, что вселенная расширяется, а Эйнштейн ему не поверил: Виктор принялся за майонез с энтузиазмом, не обращая внимание на то, что пачкает губы, а потом высовывал длинный язык и облизывался, как кошка.

Свободного столика они не нашли, поэтому поели стоя, обсуждая выступления — Виктору больше всего понравился доклад Райнхарда Зильберга — и здороваясь с преподавателями и сокурсниками (место оказалось подобием витрины: не проходило и пяти секунд, чтобы Элисе не пришлось кому-нибудь улыбаться). В какой-то момент Виктор, покраснев, неожиданно сделал ей комплимент: «Ты сегодня очень красивая». Она поблагодарила его, но не совсем искренне. В ту субботу она после целой недели запущенности решила помыть голову и немного причесаться, да к тому же надеть голубую блузку и темно-синие брюки, а не обычные рваные джинсы, которые, как говорила мать, могли бы «сами выйти на улицу и вернуться домой». Ей не понравилось, что он оценил в ней именно это.