— Так вы социальный работник? — спросила Элизабет.

Айвен ненадолго задумался.

— Можете считать меня социальным работником, профессиональным лучшим другом, советником.. — Он пожал плечами. — Знаете, ведь только дети точно знают, что происходит в мире. Они видят больше, чем взрослые, верят в большее, они честны и всегда, всегда скажут вам, что вас ждет.

Элизабет кивнула. Он явно любил свое дело — и как отец, и как социальный работник.

— И вот что интересно. — Он снова наклонился вперед. — Дети учатся гораздо быстрее и гораздо больше усваивают по сравнению со взрослыми. Знаете, почему так происходит?

Элизабет предположила, что этому существует какое-то научное объяснение, но покачала головой.

— Потому что они смотрят на вещи непредвзято. Они хотят знать, и они хотят учиться. Взрослые же, — он грустно покачал головой, — думают, что уже знают все. Они вырастают и вместо того, чтобы расширять кругозор, решают, во что им верить, а во что не верить. В подобных вещах невозможно сделать выбор: вы либо верите, либо нет. Вот почему взрослые медленнее учатся. Они более циничны, они теряют веру и хотят знать только то, что может пригодиться в повседневном существовании. Их не интересуют бесполезные вещи. Но, Элизабет, — сказал он громким шепотом, его глаза были широко раскрыты и блестели, и Элизабет задрожала, почувствовав, как по рукам у нее поползли мурашки. Ей казалось, что он делится с ней самым важным секретом в мире. Она наклонилась поближе к нему. — Именно эти лишние, бесполезные вещи и делают жизнь жизнью.

— Делают жизнь чем? — прошептала она.

Он улыбнулся:

— Жизнью. Элизабет оторопела:

— И все?

Айвен улыбнулся:

— Что вы имеете в виду, говоря «и все»? Что еще вы можете получить, кроме жизни, о чем еще вы можете просить, кроме жизни? Это подарок. Жизнь — это все, и вы не проживете ее как следует, пока не поверите.

— Поверю во что?

Айвен подмигнул ей:

— Элизабет, вы сами все скоро поймете.

Элизабет очень хотелось лишних, бесполезных вещей, о которых он говорил. Хотелось блеска и радости, хотелось выпустить воздушные шары на ячменном поле и наполнить комнату волшебными розовыми пирожными. Ее глаза снова наполнились слезами, и сердце в груди глухо забилось при мысли, что сейчас она расплачется перед ним. Но ей не пришлось об этом беспокоиться, потому что он медленно встал.

— Элизабет, — ласково сказал он, — сейчас я должен вас оставить. Мне было очень приятно провести с вами время.

Он протянул ей руку.

Когда Элизабет протянула руку в ответ, он нежно взял ее и пожал, словно во сне. Она не могла произнести ни слова из-за стоявшего в горле комка.

— Удачи на завтрашней встрече! — Он ободряюще улыбнулся и вышел из гостиной.

Дверь за ним закрыл Люк, во весь голос прокричав: «Пока, Сэм!», громко засмеялся и побежал наверх.

Позже, ночью, когда Элизабет уже лежала в постели, у нее пылал лоб, нос был забит, а глаза болели от слез. Она обняла подушку и свернулась калачиком под одеялом. Шторы, как всегда, были не задернуты, и луна провела по полу серебристо-голубую дорожку света. Она видела ту же луну, на которую смотрела в детстве, те же звезды, на которых загадывала желания, и вдруг ее пронзила внезапная мысль.

Она ничего не говорила Айвену про свою завтрашнюю встречу.

Элизабет вытащила из такси свой багаж и повезла его за собой в зал отлетов аэропорта Фарранфор. Теперь она действительно чувствовала, что возвращается домой, и вздохнула с облегчением. Всего за месяц она успела прижиться в Нью-Йорке куда лучше, чем за все предыдущие годы в Бале-на-Гриде. Начала заводить друзей, и, что еще важнее, у нее появилось желание заводить друзей.

— Хорошо, что хоть вылет не отложили, — сказал Марк, присоединяясь к маленькой очереди на регистрацию.

Элизабет улыбнулась и прислонилась лбом к его груди.

— Чтобы прийти в себя после этого отпуска, мне понадобится еще один, — пошутила она уставшим голосом.

Марк хмыкнул, поцеловал ее в макушку и пробежал рукой по ее темным волосам.

— Ты называешь поездку домой к нашим семьям отпуском? — засмеялся он. — Давай улетим на Гавайи, когда вернемся в Нью-Йорк.

Элизабет оторвала голову от его груди и саркастически подняла бровь:

— Ну конечно, Марк, только я попрошу тебя сказать об этом моему боссу. Ты же знаешь, я должна срочно доделывать проект.

Марк внимательно смотрел на ее решительное лицо:

— Нет уж, давай сама.

Элизабет вздохнула и снова уткнулась лбом ему в грудь.

— Ну, не начинай опять. — Голос ее приглушала шерстяная ткань его куртки.

— Просто выслушай меня. — Он поднял ее подбородок указательным пальцем. — Ты работаешь каждый час своей земной жизни, редко берешь выходные и постоянно находишься в стрессе. Для чего?

Она открыла рот, чтобы ответить.

— Для чего? — повторил он.

Она опять открыла рот, но он опять не дал ей ничего сказать.

— Ну, раз тебе не хочется отвечать, — он улыбнулся, — я сам отвечу для чего. Для чужих людей. Чтобы вся слава досталась им. Ты сделаешь всю работу, а слава достанется им.

— Прости, пожалуйста, — сказала Элизабет, полусмеясь. — За работу мне хорошо платят, что тебе прекрасно известно, и если все так и пойдет, в это время в следующем году, если мы решим остаться в Нью-Йорке, мы сможем купить тот дом, что мы видели…

— Моя дорогая Элизабет, — прервал ее Марк, — если все так пойдет, в это время в следующем году тот дом будет продан, а на его месте будет стоять небоскреб или ужасный современный бар, в котором не подают выпивку, или ресторан, в котором не подают еду, чтобы, не дай бог, не быть «как все». — Он изобразил пальцами кавычки, заставив Элизабет рассмеяться. — Любое из этих заведений ты, без сомнения, покрасишь в белый цвет, вмонтируешь в пол флуоресцентные лампы и откажешься от мебели, если она будет загромождать помещение, — поддразнил он ее. — И благодаря этому кто-то урвет свою долю известности. — Он посмотрел на нее с притворным отвращением. — Пойми, это твои белые стены, ничьи больше, и никто не смеет забирать это у тебя. Я хочу иметь возможность привести туда наших друзей и сказать: «Смотрите, все это сделала Элизабет. На это у нее ушло три месяца — только белые стены и никаких стульев, но я горжусь ею. Ведь у нее хорошо получилось, правда?»

Элизабет схватилась за живот от хохота.

— Я никогда не позволю снести тот дом. В любом случае эта работа приносит мне много денег, — объяснила она.

— Ты уже второй раз упоминаешь о деньгах. Мы неплохо живем. Зачем тебе столько? — спросил Марк.