– Так вы явились нам на смену? – полюбопытствовал какой-то унтер-офицер.

– Вроде того.

– Да, самое время… Знаешь, мы здесь уже по самую завязку насиделись!

По тактическим значкам на технике они определили, что мы из дивизии СС «Дас Райх». Они знали нас по Ельне и были очень рады нашему прибытию. За минувшие три дня они чего только здесь не пережили и не перевидали. Русские изо всех сил наседали, но прорвать линию обороны так и не смогли.

Шум двигателей возвестил о прибытии рот. Появилась длинная колонна мотоциклистов. Их тут же препроводили на позиции полка «Великая Германия». Мотоциклисты-посыльные спешили надежнее укрыть мотоциклы и заняли позиции примерно в 200 метрах от батальонного командного пункта как раз на стыке 1-й и 2-й рот.

– Окапывайтесь, если еще не забыли, как это делается! – распорядился Бахмайер.

Старые окопы мало чем могли нам помочь – линия обороны сместилась. Где-где, а под Ельней мы хорошо поняли, что надежный окоп – половина победы. Вернер копал слева от меня, Лойсль справа. Лойсль завел роман в приозерной деревушке и теперь без конца плакался, что, мол, война, разлучила его с девушкой. В конце концов Вернеру опостылели эти причитания.

– Заткнись ты, ради всех святых. И так уже никаких нервов не осталось. После войны шуры-муры будешь заводить. Отведешь душу, не ной, сил нет слушать.

Он добавил и кое-что погрубее. Явно задетый за живое, Лойсль и правда умолк.

Сменили боевое охранение. Утром я завалился спать. Во сне я увидел, как марширую на параде в Арнеме, устроенном по поводу перевода 11-го пехотного полка СС в дивизию СС «Дас Райх». Потом Вернер взял да запустил мне в каску ком грязи. Я в ужасе вскочил.

– Нет, я точно спятил! – выкрикнул он. – Ты только послушай!

Оказывается, парад мне при виделся не случайно – музыка играла наяву. Причем исходила она из трофейного громкоговорителя. Один немецкий военный марш сменялся другим. Я даже ущипнул себя – уж не сон ли это? Нет, музыка продолжалась. И вдруг словно по команде оборвалась, и мы услышали голос. Кто-то говорил на безупречном немецком языке:

«Солдаты дивизии «Дас Райх»! К вам обращается ефрейтор Шульце из дивизии Х. Призываю вас сложить оружие. У вас остается 12 часов, после этого русские начнут атаку. Я видел, на какой технике они воюют. Переходите к нам! Поступите так, как я. Я насмотрелся на бессмысленное кровопролитие. Вы достойно сражались в Ельне. Русские это признают. Прекратите сопротивление! Вы жертвуете жизнью ради кучки поджигателей войны, пройдох, фашистов и капиталистов, захвативших вашу родину. Повторяю: складывайте оружие и переходите к русским. Только в этом случае вы увидитесь со своими родными и близкими…»

И так далее в том же духе.

Мы переглянулись.

– Знаешь, все это специально подстроено. Думаешь, этот тип, назвавшийся ефрейтором Шульце, – на самом деле из наших?

– Ну, почему бы не из наших, – возразил Никель. – Подонков и предателей везде хватает. И не важно – правду он говорит или нет, он был и останется предателем!

Тут мы вынуждены были пригнуться. Радиоспектакль закончился, и русские угостили нас несколькими снарядами из крупнокалиберных орудий. Впечатляло! Потом снова затишье и снова громкоговоритель – немецкие шлягеры. Тут и наша артиллерия решила сказать свое слово. И видимо, наши попали в цель, потому что громкоговоритель умолк на несколько часов.

Русские попытались в полдень атаковать нас. Мотоциклисты в роли пехотинцев подпустили их метров на тридцать, а потом открыли ураганный огонь, и русские бежали. Противник был явно разочарован, что все его пропагандистские трюки не возымели должного действия. Мы еще долго обсуждали новую тактику. Ни с чем подобным раньше нам сталкиваться не приходилось. Надо воздать им должное – русские противопоставили нам свои идеи.

Вопреки ожиданиям, следующий день прошел относительно спокойно. Мне только раз пришлось доехать до шписа и передать ему какое-то послание. На сей раз тыловые службы обосновались в небольшой деревушке неподалеку от шоссе, по которому осуществлялся войсковой подвоз. И у наших служб обеспечения был хлопот полон рот. Стояло множество мотоциклов, требовавших серьезного ремонта, причем как можно скорее. В конце концов, мне удалось убедить кладовщика выдать мне новое обмундирование взамен старого, в котором и показаться было стыдно. Кляня все и всех, он все же выдал мне мундир. Правда, не сразу, а лишь после того, как я намекнул ему кое на что. А речь шла вот о чем: когда мы были во Франции, этот роттенфюрер опоздал из увольнения. А дежурным в тот вечер был я и вполне мог его сдать начальству. Но не сдал. В конце концов, тогда я тоже рисковал, а выдать мне этот несчастный мундир со склада ему ничего не стоило.

Поздоровавшись с Эвальдом, я молча раскрыл седельный ящичек. Он был явно не в духе, что-то проворчал и вообще всем своим видом показал, что мне сегодня ничего не перепадет.

– Эвальд, мне было очень хотелось забрать свою сигаретную пайку. Ребятам на передовой страсть как хочется курить. А курить нечего.

Сам я не курил и до сих пор жертвовал свое табачное довольствие Эвальду. Мой тон возымел действие.

– Ладно, ладно, только вот не надо ТАК! Обожди секунду, я тут припас для тебя кое-что!

И я получил презент: банку ливерной колбасы, несколько банок сельди и бутылку шнапса. Сельдь была в томатном соусе. Мы получали такие консервы еще в Элльвангене, затем в Голландии, потом во Франции и в Сербии. Чем мы питались в Кирхдорфе? Дежурным блюдом была рыба в томатном соусе. Видимо, так и останется до тех пор, пока из моря не выловят последнюю рыбину и не усохнет последний помидор. Эти баночки для моих товарищей не предназначались. Как-нибудь обойдутся. Дело в том, что я обожал рыбные консервы в томатном соусе.

Перед тем как я вернулся в батальон, шпис велел мне довезти новичка – молодого светловолосого солдатика, стоявшего со своим вещмешком с самым потерянным видом возле мотоциклов.

– Давай залезай! Кстати, меня зовут Хельмут!

Новичок объяснил, что он назначен колясочником, что его зовут Альберт, и мы отправились в путь. Тогда я и предположить не мог, что этот новенький станет незаменимым человеком в нашей компании. Лишь позже мы узнали его историю.

Альберт был швейцарцем. Его отец был офицером русской армии в царской России. В 1917 году после Октябрьской революции отец эмигрировал в Швейцарию. Там он женился на немке, и у них родился сын, которого назвали

Альбертом. Альберт свободно говорил по-немецки с легким швейцарским акцентом. Но куда лучше он говорил по-русски! И мы быстро узнали об этом! И его русский язык стал своего рода нашим ценным достоянием. Теперь уже не было необходимости прибегать к изнурительному языку жестов в общении с местным населением. К тому же большую пользу Альберт приносил и командованию. Но как раз это нас интересовало меньше всего.

По прибытии на командный пункт батальона Бахмайер, у которого бутылка водки торчала прямо из кармана, распорядился разместить Альберта в моей землянке. Пришлось расширить ее из расчета на двоих. Изредка постреливала артиллерия, а так было спокойно. Со стороны русских снова зазвучал громкоговоритель. Теперь они передавали партийные песни НСДАП. Судя по всему, русские обновили технику.