– Так что ты о ней знаешь?

Роберт объяснил, что они плыли на одном корабле. Дядюшка не замедлил поставить молодому человеку на вид, что на том же корабле находилась прорва народу и что он поневоле задается вопросом, отчего племянник пригласил в гости именно эту особу, а не какого-нибудь кочегара или стюарда.

– Не удивлюсь, – закончил он, – если узнаю, что ее имя вовсе не мадам Дюпон и что она – обыкновенная потаскушка, ищущая богатого дурака, чтобы его заарканить.

– Она очень приятная молодая леди, – защищался Роберт. – И, коли уж на то пошло, ей никто не нужен: она уже замужем.

– Тогда зачем она здесь? Разве приличная женщина станет принимать приглашение неизвестного попутчика, чтобы тащиться с ним за тридевять земель неизвестно куда? Ха!

Доводы дядюшки поколебали стойкость Ричардсона.

– Но, – промямлил он, – она никогда не давала мне повода думать…

– А тут и нечего думать, – оборвал его дядя Чарли. – Она – блондинка, а среди блондинок нет приличных женщин, запомни, Боб! И такую особу ты притащил под родительский кров? Стыдись!

Зычный голос полковника разносился по всему дому. Амалия в своей комнате наверху, конечно же, ничего из его разглагольствований не пропустила. Одно только слово осталось для нее непонятным, и она тут же заглянула в англо-французский словарик, который на всякий случай прихватила с собой, но его там не оказалось. Слова, не входящие в словари, никогда не вызывали у Амалии доверия, и она справедливо подозревала, что за ними может скрываться все что угодно.

Ужин подали внизу, в большой комнате с белыми занавесками на окнах. Служанка Чикита подала блюда и отошла к дверям, умирая от любопытства. Полковник был хмур, как туча, Ричардсон делал жалкие попытки поддержать подобие разговора. Амалия его озадачивала и смущала: не далее чем утром она бегло говорила по-английски без всякого акцента, теперь же ее речь стала корявой, как у настоящей иностранки. Вдобавок она величала дядю Чарли мосье Шарлем, что тому было явно не по нутру.

– Мосье Шарль, – проворковала она, – вы должны мне помочь. Я недавно слышать одно слово, я его не понимать. Я очень извиняться, но ведь я иностранка, а для чужого человека трудно все знать.

Полковник в ответ что-то невнятно пробурчал и с остервенением впился зубами в баранью ногу.

– И что это было за слово, которое поставило вас в тупик? – поинтересовался Ричардсон, отрезая себе хлеб.

– Whore[22], – не моргнув глазом, отозвалась Амалия.

Полковник поперхнулся. Чикита фыркнула и зажала рот фартуком. Длинная физиономия Роберта стала еще длиннее.

– Гм… – замычал он с несчастным видом.

– И где же вы слышали это? – проворчал полковник, откашлявшись.

– О! – Амалия с умным видом приставила палец к кончику носа. – Два джентльмен говорить о какой-то леди.

Взглядом Роберт призвал полковника на помощь.

– Да женщина! – ответил за него дядя Чарли. – Ну, конечно! Достойная женщина!

– То есть whore? – полюбопытствовала Амалия.

– Разумеется, – заверил ее полковник.

– Да, – подтвердил Ричардсон, – whore значит достойная женщина.

– Ах, вот как! – обрадовалась Амалия, и в глазах ее запрыгали золотые искорки, как в хорошем шампанском. – Наконец-то я знаю, как сказать: достойная женщина. Полковник, ведь ваша мать была whore, не так ли?

Дядя Чарли сделался багровым. Не сразу, а последовательно пройдя через нежно-розовый, пунцовый, пурпурный и свекольный оттенки. Он тяжело задышал и поднялся с места.

– Я…

– Дядя Чарли, не надо! – всполошившийся Роберт положил ладонь на его руку. Полковник, как-то сразу обмякнув, опустился на стул. – Эмили, у моего дяди… э… не все в порядке со здоровьем. Я…

– Это все оттого, – заметила Эмили-Амалия, заговорив без малейшего намека на акцент, – что он не нашел себе достойную женщину. То есть whore.

Роберт раскрыл рот, вытаращил глаза и разразился диким хохотом. Полковник откинулся на спинку стула и присоединился к нему. Амалия звонко засмеялась. Чикита у дверей хохотала, больше не сдерживаясь. Вчетвером они производили столько шума, что в конюшне заржали лошади. На глазах у полковника выступили слезы.

– Ах вы… чертовка! – сказал дядя Чарли Амалии, грозя пальцем.

– В чем дело, полковник? Вы не верите в достойных женщин?

Новый взрыв хохота потряс стены. Полковник, утирая слезы, объявил, что эта шутка похлеще той, которую до войны отмочил Красавчик Джордж с шулером Пинком. Он хотел уже начать рассказывать, в чем она заключалась, но его прервали. Дверь отворилась, и в проеме показались двое молодых людей в запыленной ковбойской одежде и сапогах со шпорами. Вновь прибывшие походили друг на друга, как братья. Каковыми они, впрочем, и были. При виде гостей Роберт подскочил на месте и кинулся к ним с распростертыми объятьями.

– Рассел! Джек! Как я рад вас видеть!

– Ах ты старый бесхвостый шелудивый енот! Вернулся-таки?

И братья стали хлопать хозяина по спине и стискивать ему руку в знак своих дружеских чувств. Амалия меж тем, как следует переварив услышанное, прикидывала, какую реакцию произвело бы подобное обращение, скажем, в парижском салоне герцогини де Брассанс. Подходит, к примеру, граф Коломбье к издателю Мансару и говорит:

– Желаю здравствовать, сударь вы мой, старый бесхвостый шелудивый енот!

Смертоубийство с секундантами в Булонском лесу было бы ему обеспечено, уж будьте спокойны. Не говоря уж о скандале на весь свет, что в иных случаях гораздо хуже смертоубийства.

Впрочем, заметив наконец Амалию (а не заметить ее было невозможно), братья малость присмирели. Рассел стал кидать тревожные взгляды на свои кожаные штаны и пропотевшую и замыленную рубашку, а Джек сдернул с головы шляпу. Полковник представил гостье братьев Донованов – ближайших соседей и владельцев обширных стад рогатых и мычащих четвероногих.

– Ага, я так и знал, что Боб не зря уехал, когда Арабелла дала ему от ворот поворот! – заявил Джек.

– Вы помолвлены или уже женаты? – напрямик спросил Рассел.

Ричардсон внес ясность в вопрос, но при этом так краснел и запинался, что любой решил бы, что он утаивает истину.

– Мисс Хэрмони умрет от зависти, – многозначительно, как ему казалось, уронил Джек.

Братьев усадили за стол, и Чикита принесла еще два прибора. Разговор пошел о стадах, о погоде и вскоре естественным путем перескочил на ограбление экспресса и бегство Билли Мэллоуна. Ричардсон оживился и заявил, что был очевидцем происшедшего.

– Да ну! – в один голос воскликнули братья. – Давай рассказывай!

И Ричардсон начал рассказывать. Вагоны взрывались, пули свистели, шерифы умирали дюжинами, и золото было рассыпано по насыпи в поистине невероятных количествах. Словом, все в его повествовании было совсем как в жизни.