— Не стой, здесь опасно! — протягивая руку, предупредил Владос.

— Вижу, что опасно…

Закусив губы, Лешка прижался к скале… И едва не сорвался! Сорвался бы. Полетел в пропасть, если б не вовремя поданная дружеская рука, уцепившись за которою, только и спасся.

— Держись, держись! — кричал Владос.

А ноги противно скользили по тропе, оп! Лешка почувствовал, что срывается, что еще немного, и…

Держась за корявую, выросшую прямо на скале, сосну, грек дернул его изо всех сил, буквально вырывая из каменистых лап пропасти.

Лешка вцепился в сосну:

— Господи! Неужели здесь все время так?

— Дальше будет хуже, — честно предупредил Владос. — Мы же не можем миновать перевал обычным путем… Отдышался?

— Почти.

— Теперь туда, вниз.

Легко сказать — вниз! Черная тень скалы закрывала весь вид. Черт – те знает, что там? Мягкий мох, трава или колючие кустарники, острые камни?

— Не бойся, здесь не так уж и высоко, — подбодрил грек. — Всего-то саженей пять.

Пять саженей… Да, наверное, невысоко. Знать бы еще, что такое сажень. Лешка никогда не думал, что так боится высоты. Да и откуда ему было это знать — в горах-то никогда не был. И вот, оказалось, боится! Не мог, никак не мог, не мог никоим образом заставить себя оторваться от сосны и сделать шаг в ущелье.

Грек прыгнул первым и теперь кричал из темноты:

— Давай! Ну же!

А Лешка… А Лешка не мог даже разжать пальцы. Так и стоял, держась за ветки сосны, ощущая, как течет по спине липкий холодный пот. Страшно было не только прыгать, но и даже посмотреть вниз.

— Разбежавшись, прыгну со скалы… Или, как там у «Арии»? «Раб страха»!

Ну, нет, он не раб! Был рабом, но теперь — свободен! Свободен! Но, если не прыгнет сейчас, если останется на скале, то эта недолгая свобода вновь обернется жестоким рабством, а, быть может, и лютой смертью. Делать нечего — надо прыгать! Йэх! — как говаривал бригадир Михалыч.

Собравшись с духом, юноша отпустил ветки…

— Я свободен, словно птица в небесах! Хорошая песня, черт побери! Отличная! Лешка развернулся и толкнулся ногой от скалы…

— Я забыл, что значит страх!

Он приземлился в мягкие объятия мха. Оглянулся — да, действительно, не так уж и высоко. Чего и боялся?

— Ну, наконец-то, — вынырнув из кустов, похлопал его по плечу Владос. — Посмотрим, что нам приготовил Алныз. — Он сбросил на землю объемистую котомку, развязал…

Лешка с любопытством опустился на корточки.

Лепешки, вяленое мясо, сушеные фрукты, фляга, пара длинных плащей… А плащи-то зачем? Стоп! Фляга!

Юноша быстро взял ее в руку.

Тяжелая, серебряная… с рисунком в виде переплетенных растений.

— Алныз, — прошептал Лешка. — Значит, это был Алныз… Что ж, надеюсь, и сейчас он нам искренне помогает.

Накинув плащи — в горах становилось прохладно, — беглецы зашагали к перевалу. Отроги гор угрюмо чернели на фоне пронзительно синего неба; пролетая стаями, курлыкали журавли, пахло дымом костра и кислым овечьим сыром.

— Быстрее, — поторапливал Владос. — Мы должны миновать перевал до того, как стемнеет.

Лешка молча кивал — ежу понятно. Тут и в светлое-то время только и смотри, чтобы не свалиться в какое-нибудь ущелье, а уж про темноту и нечего говорить. Коричневые, иссиня-черные, розовато-фиолетовые скалы теснили узкие — едва пройти — тропки. Дул ветер — и чем выше, тем сильнее, так, что уже приходилось опасаться — не унес бы в ущелье.

— Хорошо, что ты догадался прихватить плащи, — крикнул Лешка.

Грек непонимающе обернулся, переспросил, перекрикивая ветер:

— Что?

— Говорю — долго еще?

— Нет, нет, отдыхать не будем. Надо идти!

Лешка махнул рукой:

— А ну тебя, глухая тетеря.

И, не смотря больше по сторонам, зашагал за резко ускорившимся приятелем.

А ветер уже сбивал с ног, срывая с плеч плащи, и беглецы рады были укрыться в какой-нибудь теснине, пробраться по дну ущелья — чтобы потом снова подняться верх, подставляя ветру разгоряченные лица.

Чтоб прогнать страх — все тот же противный липкий страх высоты, — Лешка пытался припомнить песню «Смельчак и ветер» в исполнении группы «Король и Шут», но почему-то вспоминалась лишь первая строчка:

— Дул сильный ветер, крыши рвал…

Ну, еще припев — он вспомнился, когда юношу чуть было не сдуло в ущелье. Врешь, не возьмешь! Лешка уцепился за камни, силясь слиться со скалой в единое целое. Гулко, как ударная установка, бабахало в груди сердце, а обветрившееся до крови губы сами собой шептали:

Я ведь не из робких,

Все мне по плечу.

Сильный я и ловкий,

Ветра проучу!

А ветер ревел, выдувая из прищуренных глаз злые холодные слезы, старался ухватить покрепче, чтобы, завывая хохотом, сбросить беглецов в самую глубокую пропасть. Похоже, поднималась буря. Лешка цеплялся за скалы, упрямо повторяя:

Я ведь не из робких,

Все мне по плечу…

Буря разразилась не на шутку — горные вершины окутали черные тучи, полыхнула молния, и ударивший следом гром раскатами прокатился по ущельям.

— Быстрее, быстрей! — обернувшись, закричал Владос. — Там, внизу, есть одно место.

Ветер швырнул в лицо холодные брызги, да так, что Лешка едва не захлебнулся. А из того, что только что прокричал грек, расслышал лишь одно слово —внизу! Внизу?! Что, они уже взяли перевал? Юноша оглянулся назад — там, в полумгле, дыбились горы! А ведь, похоже, что так! Ура!

Сильный я и ловкий…

Ура!

Зацепившись за корень, Лешка кубарем покатился вниз, едва не сбив с ног идущего впереди приятеля. Пронесся, как сорвавшийся с крыши снег, как лавина, как летящий под откос поезд.

Йэх! — как говаривал бригадир Михалыч.

Странно, что не убился — задержали колючие заросли. Исцарапался, правда, весь, так лучше исцарапанным, чем мертвым.

— Эй, Алексий! Али-и-и! — закричал Владос. Лешка, охая, выбрался из кустов:

— Здесь я. Здесь.

Грек подбежал ближе, обнял за плечи:

— Слава Господу, жив!

— Жив! — улыбался Лешка. — Куда я денусь? Я ведь не из робких!

Владос хохотнул:

— Да я уж вижу! Лихо ты прокатился! Словно ветряная мельница.

И снова громыхнул гром. И рванул ветер. И тугие струи дождя окончательно погрузили все вокруг в темную беспросветную мглу.