Ева повесила шляпку и противогаз, села за стол и посмотрела в грязное окно, из которого открывался ничем не примечательный вид на крыши. Со дна канавы посреди двора пробивались кусты буддлейи, три голубя несчастного вида приводили себя в порядок у дымоходов. Ева разложила вырезки на столе. Так, какая-то итальянская газета (ее статья о якобы ухудшении состояния здоровья маршала Петена), заметка о падении боевого духа пилотов люфтваффе из канадского журнала (на ней рукой Ромера было написано: «Еще!») и телетайпные распечатки сообщений двух американских телеграфных агентств о немецкой шпионской сети, раскрытой в Южной Африке.

Блайтсвуд постучал в дверь и спросил, не хочет ли она чаю. Блайтсвуду было за тридцать. Это был высокий крепкий мужчина приятной наружности. Его щеки всегда были такие румяные, что, казалось, он сильно смущается. Блайтсвуд был скромным человеком и нравился Еве, поскольку всегда был добр к ней. Он отвечал в СБД за передающие устройства. По мнению Ромера, в этом деле он был гениален: знал все по части радио и мог передавать сообщения на другие континенты, имея в наличии только автомобильный аккумулятор и вязальную спицу.

В ожидании чая Ева начала печатать свою статью о «кораблях-призраках» в Средиземном море, но ее прервала Диэдри.

— Привет, радость моя, его сиятельство ждет тебя наверху. Не расстраивайся, я выпью твой чай.

Поднимаясь по лестнице в кабинет Ромера, Ева попыталась проанализировать сложный запах на лестничной клетке — смесь грибов и сажи, древней пыли и плесени. Дверь у Ромера была открыта, и она зашла без стука и вежливого кашля. Он стоял к ней спиной и смотрел в окно на Холборнский виадук так, словно пытался разобрать в чугунных арках какое-то закодированное сообщение.

— Доброе утро, — сказала Ева.

Прошло уже четыре месяца, как они вернулись в Англию, покинув Остенде. Она быстро подсчитала, что за все это время видела Ромера в общей сложности всего около полутора часов. Легкая фамильярность, которая уже было установилась между ними в Бельгии, растворилась без следа по причине развала агентства и неизменных ежедневных плохих новостей о войне. В Англии Ромер был с ней официален и замкнут (обсуждая с коллегами его froideur,[31]Ева узнала, что он так же вел себя со всеми). Ходили слухи, что новый глава СИС закроет все «нештатные» структуры. Моррис Деверо громко заявлял, что дни их конторы сочтены.

Ромер отвернулся от окна.

— С тобой хочет встретиться С. Он собирается поговорить о Пренсло.

Она знала, кем был С., и почувствовала легкое беспокойство.

— А я зачем? Вы же знаете не меньше моего.

Ромер рассказал, что до сих пор все еще продолжается обсуждение так называемой «катастрофы» в Пренсло. Из двух захваченных британских разведчиков один был руководителем резидентуры СИС в Голландии, а второй возглавлял голландскую сеть «Z» — параллельную систему сбора разведывательной информации. Эти двое знали почти все о британских разведывательных сетях в Западной Европе — и теперь они оказались в руках у немцев, которые, вне всякого сомнения, допрашивали их с пристрастием.

— Всё пропало, или провалено, или опасно и бесполезно, — сказал Ромер. — Нам следует это признать. И с чем мы остались? Лиссабон, Берн… Мадрид — настоящий отстойник.

Он посмотрел на Еву.

— Если по-честному, то я не знаю, зачем они вызывают тебя. Может быть, они думают, что ты видела что-то, что ты вдруг расскажешь им, почему все провалилось с таким треском, как на театральной сцене.

По тону его можно было догадаться, что Ромер считает эту попытку пустой тратой времени. Он посмотрел на часы.

— Все, пора идти. Нам нужно в гостиницу «Савой».

Ева и Ромер шли прогулочным шагом по Странду в сторону «Савоя». Если не считать мешков с песком у некоторых подъездов и частого мелькания военной формы в толпе пешеходов, то все выглядело совершенно обычно: типичное лондонское утро в конце лета. Размышляя об этом, Ева вдруг поняла, что ей не с чем сравнивать: она ведь не бывала в Лондоне в мирное время. Возможно, до войны Лондон был совсем не таким. Ей вспомнился Париж. Там уж, конечно, все не так. Ромер шел молча, ему было не по себе.

— Просто расскажи им все — так, как рассказывала мне. Будь абсолютно честной.

— Хорошо. Я расскажу им правду, одну только правду, и так далее.

Он пристально посмотрел на Еву, потом слабо улыбнулся и на секунду расслабил плечи.

— На карту поставлено многое. Новое поле деятельности для СБД. У меня предчувствие, что все это каким-то образом зависит от того, как ты справишься сегодня.

— Там будет только С.?

— Ох, нет. Думаю, что там будут все. Ты — единственная свидетельница.

Ева никак не отреагировала на это и постаралась скрыть свою озабоченность, когда они повернули в Савой-Корт и подошли к porte cochère. Швейцар в ливрее толкнул вертящуюся дверь, чтобы пропустить их, но Ева задержалась и попросила у Ромера закурить. Он протянул ей сигарету и дал прикурить. Глубоко затянувшись, она смотрела на мужчин и женщин, входивших в «Савой» и выходивших из него. Девушки в шляпках и летних платьях, блестящие авто с шоферами, мальчик, доставляющий огромный букет цветов. Было ясно, что кое-кто, несмотря на войну, продолжает жить прежней жизнью.

— А почему именно в гостинице? — спросила Ева.

— Они любят встречаться в гостиницах. Девяносто процентов встреч разведчиков проходит в гостиницах. Пошли.

Ева погасила недокуренную сигарету, и они вошли внутрь.

У стойки портье посетителей встретил молодой человек, который поднялся с ними на два этажа выше и провел их по длинному извилистому коридору в многокомнатный номер. Их попросили подождать в передней комнате с диваном и предложили чаю. Затем пришел человек, которого Ромер узнал, и они стали тихо разговаривать вдвоем, стоя в углу. Знакомый Ромера был одет в серый костюм в тонкую полоску, у него были аккуратно подстриженные усики и рыжеватые прилизанные волосы. Когда мужчина ушел, Ромер сел рядом с Евой на диван.

— Кто это был? — спросила она.

— Полная задница, — ответил он ей на ухо.

Ева почувствовала тепло его дыхания на щеке, отчего рука и бок покрылись мурашками.

— Мисс Далтон?

Молодой человек, встретивший их в вестибюле, показался из двери и жестом попросил ее войти.

Комната, в которую Ева попала, была большой и мрачной. Девушка просто физически ощущала мягкость и богатство ковра под своими ногами и чувствовала, что Ромер вошел следом за ней. Кресла и диваны были придвинуты к стенам, шторы наполовину опущены, защищая помещение от яркого августовского солнца. В центре комнаты в ряд были поставлены три стола, за ними лицом к деревянному стулу, стоявшему посредине, сидели четыре человека. Еву тоже попросили сесть, указав ей на стул. Она заметила еще двоих сзади у стены.