— А что говорят голландские коллеги?

— Они очень сердиты. Они винят нас. В итоге главу их службы вынудили выйти в отставку.

Ева знала, что Ромеру нравилось пользоваться иносказанием, как он это называл. Это было еще одно из его правил: пользуйся иносказанием, не шифрами или кодами — они либо слишком сложные, либо легко вскрываемые. Иносказание либо понятно, либо нет. Если не понимаешь — пеняй на себя.

Ева сказала:

— Ну, я рада, что была хоть как-то полезна.

На этот раз Ромер ничего не ответил. Он откинулся на стуле, глядя на нее так, будто видит ее впервые.

— Сегодня ты просто прекрасна, Ева. Тебе кто-нибудь такое раньше говорил? — Но сухой и циничный тон подсказал ей, что он шутит.

— Да, — сказала она также сухо, — иногда.

— Где ты живешь? — спросил Ромер чуть позже, когда они в ожидании такси стояли на темной улице. — В Хэмпстеде?

— В Бэйсуотере.

После нескольких порций джина и всего «кьянти», что они сегодня выпили, Ева чувствовала себя слегка пьяной.

Она стояла у входа в магазин и наблюдала за тем, как Ромер тщетно пытался поймать такси. Когда он вернулся к ней со слегка растрепанными волосами, виновато улыбаясь и поводя плечами, Ева неожиданно почувствовала почти физическую потребность лечь с ним в постель, совершенно обнаженной. Она была немного шокирована своей чувственностью, но вспомнила, что прошло уже более двух лет с тех пор, как она в последний раз была близка с мужчиной. Ева подумала о своем последнем любовнике — Жане-Дидье, приятеле Коли, меланхоличном музыканте, как она про себя называла его. Вот уже два года как они расстались с Жаном-Дидье, и теперь она неожиданно почувствовала сильное желание: так захотелось обнять мужчину и прижать его обнаженное тело к себе. И дело было даже не в самом половом акте, а скорее в близости, в возможности обнять это большое крепкое тело — в странной мужской мускулатуре, незнакомых запахах, какой-то другой силе. Всего этого не хватало в ее жизни, и, глядя, как он приближался к ней, Ева решила: дело вовсе не в Ромере — дело просто в мужчине — в мужчинах. Тем не менее Ромер был сейчас единственным мужчиной в наличии.

— Может, нам поехать на метро? — предложил он.

— Такси приедет, — сказала Ева. — Я не спешу.

Она вспомнила секрет, которым с ней поделилась как-то одна женщина в Париже. Женщине было за сорок и она знала толк в мужчинах: элегантная, немного уставшая от мирской суеты.

«Нет ничего проще, — помнится, сказала эта женщина, — чем заставить мужчину поцеловать тебя».

«В самом деле? — заинтересовалась Ева. — И как же это проделать?»

«Просто встань близко к мужчине, — ответила женщина. — Очень близко, как можно ближе, но не касайся его — он поцелует тебя через минуту или две. Это неизбежно. У них это своего рода инстинкт — они не могут устоять. Беспроигрышный вариант».

И Ева встала рядом с Ромером у входа в магазин на Фрит-стрит. Он кричал, махал руками проезжавшим по темной улице машинам, надеясь, что хоть одна из них окажется такси.

— Не везет, — сказал он, поворачиваясь к Еве, стоявшей рядом, совсем близко к нему.

— Я не спешу, — сказала она.

Ромер наклонился и поцеловал ее.

Ева стояла обнаженная в маленькой ванной квартиры, которую снимал Ромер в Южном Кенсингтоне. Она не включила свет и сейчас представляла себе отражение своего тела в зеркале: его белый продолговатый контур с впечатанными темными кружками сосков. Они приехали сюда, взяв такси почти сразу же после поцелуя, и занялись любовью без предварительной суеты или разговоров. Ева вылезла из постели и тут же отправилась в ванную, чтобы попытаться обрести момент понимания, осмыслить перспективы того, что произошло. Она спустила воду в туалете и закрыла глаза. «Что толку размышлять сейчас, — сказала она себе, — позже будет достаточно времени подумать».

Ева проскользнула в постель и легла рядом с Ромером.

— Я нарушил все свои правила, ты понимаешь это? — спросил он.

— Не все, а только лишь одно, — возразила Ева, прижимаясь к нему. — Это не конец света.

— Извини за торопливость. Не хватает практики. А ты чертовски симпатичная и сексуальная.

— Я не обижаюсь. Обними меня.

Ромер обнял ее, и Ева прижалась к нему, чувствуя напряжения мускулов его плеч, глубокую борозду позвоночника вдоль спины. Он казался таким большим рядом с ней, словно был другой породы. «Именно этого я и хотела, — подумала Ева, — именно этого мне и не хватало». Она прижалась лицом к его плечу и втянула воздух.

— А ты не девственница.

— Нет. А ты?

— Побойся Бога, я — мужчина средних лет.

— А что, бывают девственники и средних лет.

Ромер рассмеялся, и она пробежала рукой по его телу сверху вниз. Его грудь и небольшой животик были покрыты жесткой растительностью. Ева почувствовала, как от легкого сжатия ее пальцев твердел его пенис. Он не брился с утра, и ее губы и подбородок царапались о щетину. Она целовала его шею, целовала соски, почувствовав тяжесть его бедра на своем бедре. Она ведь этого и хотела: вот они — масса, мускулы, сила мужчины. А она рядом с ним такая маленькая и хрупкая. Ромер с легкостью перевернул ее на спину, и груз его тела расплющил ее по простыне.

— Ева Делекторская, — сказал он. — Кто бы мог подумать?

Он нежно поцеловал ее, а она раскинула ноги, чтобы принять его.

— Лукас Ромер, — сказала она. — Мой, мой, мой…

Он уперся руками, подняв свое тело над ней.

— Обещай, что ты никому не расскажешь, хотя… — Ромер специально не закончил фразу, чтобы подразнить ее.

— Обещаю, — сказала Ева, а про себя подумала: «Кому мне рассказывать? Диэдри, Сильвии, Блайтсвуду? Ну что за дурак!».

— Хотя… — продолжил Ромер, — благодаря тебе, Ева Делекторская, — он опустил голову, чтобы быстро чмокнуть ее в губы, — мы все едем в Соединенные Штаты Америки.

В СУББОТУ УТРОМ МЫ С ЙОХЕНОМ отправились в торговый центр Вестгейт в Оксфорде — типичная галерея магазинов, бетон, уродство, но очень удобно, как, впрочем, и в большинстве подобных мест — купить Йохену новую пижаму (поскольку он собирался ночевать у бабушки) и заплатить предпоследний взнос за купленную в декабре в кредит кухонную плиту. Мы оставили машину на Броуд-стрит и прошли к Корнмаркет-стрит, магазины на которой только начинали работать. Несмотря на то, что день сегодня обещал снова быть жарким и солнечным, в воздухе, казалось, появилось недолгое ощущение утренней свежести — так хотелось убедить себя в том, что такие жаркие солнечные дни все еще являются исключением и они вовсе не наскучили и не утомили. Улицы были подметены, урны вычищены, а до липкого автобусно-туристического кошмара, который являла собой субботняя Корнмаркет-стрит, оставался еще час-другой.