ночи так сильно их потрясли, что о них невозможно вспоминать. Или же…

Она останавливается перед Ридом и слегка наклоняется, чтобы поправить воротник его пальто. Дафна встречается с ним взглядом и тепло улыбается.

– Ах, если бы вас вообще не было во дворце той ночью, – беспечно говорит она. – И к тому времени вы уже были бы далеко от опасности. Где-нибудь в совершенно другом месте.

Рид хмурится.

– Я…

– Нет, мы были во дворце, – перебивает Гидеон. – Как я и сказал, это было ужасно. Мы будем играть в снежки или нет?

Дафна еще секунду изучает глазами лицо Рида, а потом наклоняется, набирает пригоршню снега и с усмешкой бросает ее прямо в плечо Гидеону.

– Попался! – кричит она, и Рид с Гидеоном уже смеются вместе с ней и наклоняются, чтобы бросить снежки в ответ.

После получаса метания друг в друга снежков Дафна и Байр сдаются, и братья, толкая друг друга, убегают глубже в лес. Их смех эхом отлетает от стволов деревьев. Пятеро из шести охранников остаются с Дафной и Байром, еще один следует за мальчиками.

– Держитесь поближе! – кричит им вслед Дафна. Когда она снова поворачивается к Байру, то обнаруживает, что он внимательно на нее смотрит.

– Ты думаешь, они лгут? – спрашивает он ее. – Насчет той ночи, когда захватили дворец?

– Уверена, что да, – говорит Дафна, прислоняясь спиной к стволу огромного дуба. – Из них не очень хорошие лгуны. Будь мы с Ридом наедине, я бы его расколола, но Гидеон казался… напуганным.

– Но зачем лгать? – спрашивает Байр. – Они что, пытаются защитить Леопольда?

Дафна качает головой:

– Нет, я поверила им, когда они сказали, что не получали от него никаких известий. Они лгут, потому что так велела им их мать. Я не имею ни малейшего представления почему. И прежде чем ты спросишь, да, я правда не знаю.

Дафна не уверена, что Байр ей верит, но спустя секунду он быстро и решительно кивает.

– Если она подруга твоей матери, разве ты не можешь спросить у нее? – говорит он, и хотя на первый взгляд его голос достаточно мягок, это не праздный вопрос.

– Я не уверена, что они подруги. Но когда Софи вышла замуж за Леопольда, они стали семьей, – говорит Дафна, и это, по крайней мере, правда. – И письмо, с которым она прибыла, было написано рукой моей матери. Если подумать, у них есть что-то общее. Обе правили странами, народ которых относился к ним враждебно.

– Но ведь власть твоей матери в Бессемии крепка, – указывает он.

Дафна кивает.

– Так было почти всегда. Но когда я была ребенком, сразу после смерти моего отца, многие не хотели поклоняться женщине, которая родилась дочерью портного. И нашлось немало тех, кто сам хотел занять трон.

– Но твоя мать одержала победу, – указывает он. – Она не сбежала в чужую страну с тобой и твоими сестрами под мышкой.

Дафна никогда не думала о таком ходе событий, хотя в какой-то момент все могло обернуться именно так. Тогда ее жизнь была бы совсем другой и, вероятно, продлилась бы куда меньше.

Вдалеке она слышит смех Гидеона и Рида, играющих друг с другом.

Она отбрасывает мысли о них в сторону.

– Моя мама всегда побеждает, – с улыбкой говорит она Байру. – Она выбрала правильных союзников, и на ее стороне всегда был и будет ее эмпирей, Найджелус. К сегодняшнему дню каждый человек, который пытался ее свергнуть, или мертв, или в тюрьме, или заплатил каким-то иным образом. Последние шестнадцать лет правления моей матери подарили Бессемии процветание.

– Возможно, дочерям портных должны чаще давать возможность занять трон, – говорит Байр, бросая на нее косой взгляд. – Ты скучаешь по ней, – продолжает он. – Знаешь, это не должно меня удивлять, но когда ты говоришь о ней, то у тебя в глазах словно загорается огонь.

Дафна кивает. Она всегда знала, что покинет Бессемию, оставит своих сестер и свою мать. Императрица, конечно, никогда этого не скрывала. Она вырастила их, чтобы они оставили ее. Но теперь, когда смерть Софронии все еще кажется открытой раной, Дафна готова отдать что угодно, лишь бы оказаться в объятиях своей матери.

– Она удивительная женщина, – говорит она Байру. – Я всегда хотела быть такой же, как она.

Рука Байра находит ее руку, и их пальцы переплетаются. Он открывает рот, чтобы заговорить, но прежде чем он успевает произнести хоть слово, воздух пронзает крик, за которым следует еще один.

У Дафны кровь стынет в жилах, и она отпускает руку Байра.

– Принцы, – говорит она и поворачивается на крик.

То же самое делают Байр и стража, и они начинают бежать. Дафна быстро осматривает окружающий их лес, но не видит никаких признаков присутствия мальчиков, если не считать следов на свежевыпавшем снегу.

– Они не могли уйти далеко, – говорит Байр, хотя его голос звучит так, будто он убеждает скорее себя, а не ее. – Эти леса патрулируются с тех пор…

С тех пор как на нас напали убийцы, думает Дафна. Эта мысль не слишком обнадеживает.

– Гидеон! – зовет она. – Рид!

Но в ответ – тишина. Они с Байром продолжают бежать, выкрикивая имена принцев. Следы петляют между деревьями, кружат, пересекаются и в конце концов заканчиваются посреди небольшой поляны. Там же, где лежит тело сопровождавшего их стражника. Снег вокруг него весь красный от крови. К нему подбегают еще два стражника, но Дафна понимает, что он уже мертв.

– Лошади, – говорит Байр, указывая на следы копыт на снегу. – Их по меньшей мере пятеро.

Дафна вполголоса отпускает проклятие. Сердце вот-вот выпрыгнет у нее из груди. Принцев похитили.

Виоли

Достаточно одного дня на борту «Астрала», чтобы Виоли забыла, каково это – чувствовать себя здоровой. Ее постоянно тошнит, и, несмотря на прохладный воздух, все ее тело покрыто каплями пота. Девушке невыносимо думать о том, чтобы встать с узкой кровати в маленькой каюте, где они с Леопольдом разместились, но даже лежа в постели, она чувствует себя просто ужасно. Каждая клеточка ее тела истощена, но, как бы Виоли ни старалась, ей не удается поспать больше часа. Рядом с кроватью стоит ведро, в которое она часто опорожняет свой желудок, хоть и не может заставить себя съесть больше одного-двух кусочков черствого хлеба.

Виоли не может думать ни о чем другом, кроме своих страданий, но она осознает, что кто-то время от времени протирает ее лицо прохладной влажной тряпкой. Кто-то заставляет ее пить маленькими глотками воду из стакана и откусывать хлеб.

Кто-то выливает ведро, в которое