Когда Беатрис, Паскаль и Эмброуз разом поворачиваются к нему, он хмурится.

– Я об этом не упомянул?

– Именно, – говорит Беатрис.

Эта новость заставляет ее почувствовать себя немного лучше, хотя, конечно, нет никаких гарантий, что мать не захочет ей навредить. Например, заковать в цепи, чтобы доставить обратно к Николо, у которого теперь не будет иного выхода, кроме как ее убить.

– И ей невыгодно, чтобы принц Паскаль умер в Бессемии, – продолжает Найджелус, настолько не обеспокоенный своим упущением, что Беатрис искренне верит, что он просто забыл об этом упомянуть. – Он ее козырь в отношениях с Селларией и ее королем, и она не упустит шанс его использовать.

Король Селларии. При этих словах Беатрис до сих пор думает о короле Чезаре, а не о Николо. Она пытается представить мальчика, которого она когда-то целовала, с тяжелой короной на голове, но у нее не получается. Вот бы эта корона раздавила его под своей тяжестью.

– Этот вариант мне тоже не нравится, – говорит она.

– Ну, я и сам не в восторге, – говорит Паскаль, и в тоне его голоса куда больше уверенности, чем Беатрис могла ожидать. – Но раз ты собралась следовать этому безумному плану, я не позволю тебе действовать одной.

Он смотрит на нахмурившего лоб Эмброуза.

– Вы оба слишком важны, чтобы вас убивать, – отмечает Эмброуз. – Но только не я.

Беатрис понимает это так же четко, как и то, что Паскалю будет тяжело предпочесть ее ему. Но, как ей кажется, он все равно остался бы с ней – в конце концов, Паскаль дал ей обещание.

– Тогда надо сделать так, чтобы тебя вообще не заметили, – говорит она, глядя на Найджелуса. – Он может быть слугой – твоим слугой. Например, лакеем или камердинером.

Мгновение Найджелус ничего не отвечает, но в его взгляде, пристально устремленном на Беатрис, читается вызывающая беспокойство напряженность. Наконец он кивает, и Беатрис представляет, как он мысленно записывает в большой гроссбух еще один долг.

С отъезда Беатрис Хапантуаль ни капельки не изменился – город все тот же, как и стоящий посреди него дворец – те же сверкающие стены из белого камня, те же золотые ворота, инкрустированные множеством драгоценных камней, те же развевающиеся на башнях небесно-голубые флаги. Ей следовало бы обрадоваться, что место, где она выросла, не изменилось за время ее отсутствия, но Беатрис чувствует себя сбитой с толку. В конце концов, она сама уже совсем не та, кем была, когда покинула это место.

Когда ворота открываются и карета въезжает внутрь, Беатрис делает глубокий вдох. Она смотрит не на мраморные ступени, ведущие к главным дверям дворца, и не на толпу знакомых ей дам и господ, собравшихся поприветствовать ее. Она смотрит на одинокую фигуру, которая, сложив руки поверх юбки, стоит на верхней ступени. Теперь Беатрис это, конечно, кажется комичным, но с головы до ног фигура облачена в черное.

Императрица Маргаро. Ее лицо скрыто вуалью, но Беатрис узнала бы ее где угодно. Она знает, что под черным кружевом скрываются глаза обманчиво теплого янтарного оттенка и поджатые губы, накрашенные красной помадой. Наверняка она смотрит на Беатрис так же, как часто бывало прежде. Так, словно она – проблема, которую никак не получается решить.

Лакей открывает дверцу экипажа, и Найджелус ступает на землю. За ним следует Паскаль, который протягивает руку Беатрис. Она бросает последний взгляд на Эмброуза, который должен остаться в экипаже и не давать о себе знать до тех пор, пока карета не вернется в частную резиденцию Найджелуса. Пусть они с Эмброузом не слишком близки, но он одаривает ее легкой, ободряющей улыбкой, и Беатрис благодарна ему за это.

Она берет руку Паскаля и позволяет ему помочь ей выйти из экипажа. Кажется, что стук каблуков о землю – единственное, что нарушает тишину. Она поднимает взгляд на свою мать, стоящую на дюжину ступеней выше нее, и приседает в глубоком реверансе. Паскаль и Найджелус следуют ее примеру.

– О, дитя мое, – говорит ее мать достаточно громко, чтобы все собравшиеся могли это услышать. Она приподнимает подол платья, чтобы спуститься по ступеням. – О, как я рада, что ты наконец-то в безопасности.

Принцесса едва успевает подняться с реверанса, как императрица заключает ее в объятия, крепко прижимая к себе. Беатрис считает, что рыдания – это немного чересчур, но, прижимаясь к матери и утыкаясь в ее плечо, она все же старается выдавить из себя поддельные слезы. В конце концов, это спектакль, а уж устраивать шоу Беатрис умеет.

– Мама, – всхлипывает она, стараясь говорить так же громко, как императрица. – О, как же там было страшно, как страшно.

– Ну, ну, моя дорогая, теперь ты со мной, дома, в безопасности, – говорит мать, убирая непокорную прядь рыжевато-каштановых волос с лица Беатрис. Продолжая держать дочь за руку, она поворачивается обратно к наблюдающей и перешептывающейся публике. – После трагической потери моей дорогой Софронии Найджелус смог вернуть принцессу Беатрис и ее мужа, принца Паскаля, в целости и сохранности, за что я ему бесконечно благодарна.

Она берет руку Найджелуса в свою и поднимает ее вверх, вызывая аплодисменты толпы, хотя иначе как вялыми их не назовешь. И все же Беатрис не может не признать, что это самое теплое приветствие, которое когда-либо оказывали Найджелусу, и он, кажется, этим весьма встревожен.

– Пойдем, моя голубка, – говорит императрица, ведя Беатрис вверх по лестнице и не оставляя Паскалю и Найджелусу иного выбора, кроме как следовать за ней. – Я уверена, что у вас было трудное путешествие, но нам многое нужно обсудить.

В считаные мгновения императрица лишает Беатрис единственной защиты, приказав слуге проводить Паскаля в его покои, чтобы он мог отдохнуть. Она отсылает и Найджелуса, но Беатрис не уверена, что рада этому – он, конечно, не был ей защитой, но по крайней мере мог смягчить удар.

И вот, когда императрица отводит дочь в тронный зал и закрывает за ней дверь, Беатрис оказывается один на один с женщиной, которая убила ее сестру, – женщиной, которая убила бы и саму Беатрис, если бы ее планы не разрушила парочка коварных, нацелившихся на трон близнецов.

– Итак, ты потерпела неудачу, – говорит императрица, откидывая вуаль с лица. Представление окончено, и в ее глазах нет ни капли скорби. Императрица поднимается на возвышение и опускается на свой трон, скрестив лодыжки.

Беатрис думала, что мать отведет ее в какое-то другое место – более уютнее, например гостиную. Но, с другой стороны, императрица намерена сделать ей выговор, а для этого не найти лучшего