Она встретила меня радостным возгласом, вскочила и прижалась ко мне. Я почувствовал, как трепещет ее сердце.

— Не надо, не надо, моя хорошая. Я с тобой, все в порядке, успокойся, — я гладил ее по голове, но она все сильнее прижималась ко мне и всхлипывала.

— Я боялась, что Мать-Богиня забрала тебя к себе. Ты нарушил табу! Ты приблизился к семени Небесного Отца, я видела!

— Ничего, ничего, Мать-Богиня добрая. Она отпустила меня с миром. Все хорошо.

Тоа дрожала в моих объятьях, но постепенно страх ее стал проходить. И я решился:

— Послушай, Тоа, я хочу тебя спросить кое о чем. Скажи, когда-нибудь приходил к вам другой белый человек, не я?

Она посмотрела на меня со страхом.

— Инли? Ты видел его? Мать-Богиня забрала его к себе, чтобы он не превратился в злого духа! Чтобы не смеялся над нею!

— Подожди, о чем ты говоришь? — я пытался остановить ее возмущенные возгласы, боясь, что нас услышат. Хотя мы находились на высоте около версты над уровнем моря и между нами и прибрежными джунглями была пустая полоса, просматриваемая со всех сторон.

Из сбивчивого рассказа моей подружки я понял следующее: когда-то, давным-давно, племя жило на большой земле, и было куда многочисленнее. Они поклонялись духам моря и джунглей, приносили дары Матери-Богине. Но не всегда счастье было с ними, и потому на их племя нападали другие туземцы, уводили в плен их женщин, убивали мужчин и забирали скот.

Тоа рассказывала, сидя на корточках передо мной: «Люди нашего племени влачили жалкое существование. И тогда они взмолились Матери-Богине: „Мать-Богиня, мы дети твои, плоть от плоти твоей, не дай нас истребить!“ И отвечала им Мать-Богиня: „Что я могу сделать для вас? Небесный Отец больше не оплодотворяет меня, недоступно мне его божественное семя, и поэтому трудно мне помочь вам.“ И тогда обратились люди нашего племени к Небесному Отцу: „О, Небесный Отец, не дай нам умереть от стрел соседних племен, голода и напастей! Оплодотвори Мать-Богиню! Дай ей силы защитить нас!“

Долго не отвечал Небесный Отец, но однажды выпил он веселящего напитка, собранного на висках возбужденного слона и пахнущего мускусом. Смешал его с вином и медом. Возжелал он Мать-Богиню, но не мог придти к ней, так как нельзя ему спускаться вниз, на землю, и уронил с неба свое сверкающее семя, не имеющее себе равных. Приняла Мать-Богиня семя Небесного Отца в себя и удовлетворила бушующую страсть. И сидела она на этом семени, как несушка на яйцах, и нагрела его своим телом. Загорелась земля, загорелась вода, и поднялась из воды земля, и насыпала остров в двух днях плавания от того места, где мы терпели мучения. И стало наше племя жить там, возделывать землю, добывать плоды и коренья и забыло то место, откуда мы прибыли, так как не хотело, чтобы кто-нибудь пришел нашим путем.

Мои предки перебрались на остров, где жили в довольстве и счастье и не забывали приносить дары Матери-Богине и Небесному Отцу. Его каменное семя венчало гору, и никто из людей племени не подходил близко к нему, ибо это было табу.

Однажды к ним пришел белый человек. Он долго пробирался через джунгли, очень устал и был болен. Его выходили, научили нашему языку. Его звали Жон-инли. Сначала мы не знали, что он белый — его лицо и руки были такими же темными, как и у нас. Но когда старейшины племени раздели его, больного и слабого, чтобы обтереть его целебными травами, то увидели, что его тело цвета козьего молока. Как у тебя, Амрта,» — хихикнула Тоа.

Насколько я смог сделать предположения из ее повествования, это был английский миссионер по имени Джон. А Тоа продолжала свой рассказ:

— Жон-инли всегда улыбался, говорил очень тихо и каждый день от рассвета до заката смотрел на странную вещь: сверху обтянутую кожей, а внутри состоящую из множества тоненьких одинаковых кусочков материи, на которых были нарисованы черные червячки. Жон-инли шевелил губами и водил пальцем по этим червячкам.

Однажды старейшины племени спросили его, что он делает и не пугает ли он духов воды и леса тем, что шепчет что-то с закрытыми глазами?

Белый человек сказал, что в этой вещи внутри заключен рассказ о самом главном духе всех белых людей — Ишу, который умер за то, чтобы всем было хорошо.

— И нам хорошо? — удивились старейшины. — Но нам и так хорошо. У нас есть плоды, вкусная вода и прирученные звери. Только другие племена нападают на нас. Можешь ли ты, Жон-инли, пойти к ним и сказать, чтобы они нас не трогали? И тогда нам будет еще лучше, даже без твоего Ишу.

Жон-инли страшно рассердился, затопал ногами и сказал, что его Ишу главнее наших духов и что наши жертвы Матери-Богине напрасны, так как ее нет, а только Ишу властвует над всем миром.

Старейшины подумали, что злые духи, поселившиеся в Жон-инли, еще не отпустили его, и поэтому он так кричит и пускает пену изо рта. Они стали бить в тамтамы и танцевать вокруг белого человека, чтобы духи вышли из него и танцевали вместе с ними, но Жон-инли отвернулся, сел в тень и снова принялся шевелить губами над червячками.

Духи не вышли и старейшины снова начали думать.

«Мы будем ждать знака, — сказали они. — Наша Мать-Богиня покажет твоему Ишу, что она сильнее его. И тогда ты поверишь в нее и принесешь ей в жертву черного петуха.» — «Никогда!» — ответил Жон-инли и продолжал смотреть на червячков и шевелить губами.

Все это было задолго до моего рождения. Много лет Мать-Богиня не пускала к себе людей моего племени. Но однажды один юноша — дед моего деда, сумел подняться на вершину горы и принести дорогой подарок — слезы Матери-Богини. Маленькой части ее слезы хватало, чтобы вылечить человека, дать ему силу, крепкое потомство и долгую—предолгую жизнь. Но эти слезы нельзя было собирать чаще, чем раз в дюжину лет. Иначе они не созреют и племя останется без силы Матери-Богини.

Но Жон-инли не послушался и полез на вершину. Он никому не сказал, что идет для того, чтобы украсть целительные слезы. Он даже построил плот, чтобы убежать. Но старейшины ему не дали этого сделать и убили его.

— Что это за слезы? — спросил я ее. — На что они похожи?

Тоа сняла с себя ожерелье из раковин, среди которых был маленький кожаный мешочек.

— Смотри, — сказала она и вытащила из мешочка семя-бусину. Точно такие же семена лежали у меня в холщевой сумке, завернутые в навощенную ткань. — Понюхай, как пахнет. Это запах Матери-Богини. От него у мужчин кружится голова, и они в любви становятся исполинами. А маленькая крупинка этого семени излечивает болезни, продлевает жизнь и отгоняет смерть. Это тайна нашего рода, которую хотел украсть белый Жон-инли. Теперь ты понимаешь, почему он табу и все, что он делал, — табу тоже?

У меня просто не повернулся язык сказать, что в моем мешке лежит целый плод, спрятанный английским миссионером. Я не знал, выберусь ли я отсюда, но моя находка явилась бы истинной ценностью для русской науки! Если одно семя излечивает болезни, то скольких больных можно вылечить лекарством, приготовленным по формуле препарата, извлеченного из этого плода! Я должен буду написать отчет в Географическое общество. И поэтому мне нельзя было пренебречь даже малой надеждой на спасение.