Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шона снова вырвалась.
— Ты опять оскорбляешь меня! — возразила она со слезами в голосе. — Хватит! Неужели ты думаешь, я из тех, кто ложится с мужчиной в постель исключительно из благодарности? Кто же тогда я, по-твоему? — Девушка сжала губы и презрительно посмотрела на него. — Какой же ты бесчувственный чурбан, если мне приходится объяснять тебе такие вещи? Я согласилась провести с тобой ночь, потому что хотела этого, черт тебя возьми. — Она отвернулась. — А ты убил во мне все желание. Похоже, я была права, думая о тебе самое плохое! Под твоими шутками и очаровательной опекой скрывается все тот же Дирк Макалистер, который снова старается выставить меня на посмешище, сделать из меня дуру.
— Так почему же у тебя была кислая мина на лице, когда мы приехали в отель? — резко спросил он. — У миссис Росс, когда она гладит белье, в глазах обычно больше радости. В тот день на Пара Море ты не была такой апатичной и равнодушной.
Шона поняла, куда он клонит, и покраснела.
— Боже, ведь это было пять лет назад! Ты сделал свои выводы только потому, что я не захотела расхаживать голой по номеру?
— А почему бы и нет, — настаивал Дирк. — В твоем теле нет изъянов, чтобы его скрывать. Однажды ты доказала мне это, помнишь?
Она проглотила подступивший к горлу комок. До нее только сейчас дошло.
— И это все, Дирк? Только потому что я не… Ты подумал, что… — Она потрясла головой. — Слушай, — устало продолжила она, — когда мы с тобой в первый раз… тогда мне было всего двадцать лет. Я… у меня совсем не было страха. Ты показался мне… принцем из красивой, волшебной сказки. Я полностью отдалась тебе, глупая маленькая девчонка, впервые захотевшая попробовать вкус жизни.
На этот раз, когда он обнял ее, она не оттолкнула его, но теперь Дирк неожиданно растерялся.
— Шона… Ты… ты… боишься меня?
— Да, совсем немножко, — кивнула она. — Но, если честно, я больше боюсь себя. Мне не надо было соглашаться, но я… у меня не хватило сил отказаться. Я совсем не знаю, как ты прожил эти пять лет, но я никому не позволяла дотронуться до себя. — От волнения Шона закусила губу и, помолчав, продолжила: — Я… я ненавидела тебя все эти годы, но… но все еще…
— Но все еще — что? — спросил он, словно вымаливая ответ.
— Ничего. Думай, что тебе хочется, — ответила она, опуская глаза.
Он тепло и нежно обнял ее и достал из кармана ключи от «лендровера».
— Они тебе еще нужны? — спокойно спросил он. — Или мы отважимся сделать еще одну попытку?
Она взяла ключи и бросила их в сумочку.
— Как насчет Гильберта и Саливана?..
Не успела она закончить свою фразу, как он достал из кармана билеты и с улыбкой порвал их.
— Думаю, они нам не понадобятся…
Ее разбудил шум улицы. Она лениво открыла глаза и зевнула. Дирк, лежавший рядом, постоянно ворочался, но его дыхание было ровным и спокойным. Она лениво и сонно обняла его и прижалась к нему, потом ласково провела пальцем по его груди вниз, потом по его животу и остановилась, решив, что было бы не совсем честно будить его в такую рань. Этому бедняге и так досталось ночью, он заслужил отдых. Конечно, еще слишком рано. Может быть, попозже, часа через три-четыре… Лучше подождать. В сладостном предвкушении она поцеловала его в плечо.
У Шоны не было в жизни других мужчин, поэтому ей не с кем было его сравнивать, да и нужно ли? Прошлой ночью, оказавшись наконец в комнате, они устремились друг к другу, нетерпеливо и страстно желая поскорей удовлетворить давно мучивший их голод. Но силой воли Дирк сдержал себя и ее. Его руки, губы нежно и ласково дразнили ее, пока не довели до умопомрачения. Затем они слились воедино в наивысшей точке наслаждения. Насытившиеся и довольные, восхищенные и счастливые, лежали они в объятиях друг друга, радуясь ощущению разделенной близости.
А потом она пошла в душ, и на этот раз, словно желая самоутвердиться, пригласила его. Там они смеялись и брызгались, как беззаботные дети, потом вытирали друг друга полотенцем, и он, подняв ее на руки, отнес обратно в постель. Заметив, что она снова готова принять его, он выключил свет и задвинул шторы. Ей показалось, что все вокруг нее стало расплываться в нежном отблеске лунного света, и снова от его медлительных, чувственных ласк она в блаженном экстазе закрыла глаза.
Она проснулась в девять утра. Дирк повернулся к ней и сонно пробормотал:
— Розанна? Это ты?
Шона ущипнула его и промурлыкала:
— Да. Это ты, Питер?
— Какой, к черту, Питер?
Дирк открыл один глаз.
— А кто такая Розанна?
— Никогда не слышал о такой, — усмехнулся он, сел, потянулся и взглянул на нее. — Пора завтракать. Ты хочешь есть?
— Я очень, очень, очень голодная. — Ее руки призывно потянулись к нему. — И, по-моему, не только я.
Он вздохнул и застонал от удовольствия, улегся рядом с ней и прижал ее к себе.
Конечно, они опоздали на завтрак, и им пришлось довольствоваться только кофе.
— Сегодня я намерен показать тебе Эдинбург во всей красе, — сообщил он. — Или ты хотела заняться чем-то другим? Мы могли бы поехать в Глазго, если хочешь, и встретиться с твоими друзьями по университету.
Шона почесала лоб и поставила чашку.
— На самом деле сегодня я собиралась поехать домой. — Заметив, что он поджал губы, она добавила: — Но, думаю, что можно отложить это до завтра.
— Да. Я советую тебе поступить именно так. — Дирк потянулся на стуле и ласково посмотрел на нее. — Кинвейг еще простоит без нас денек-другой. — На его губах заиграла улыбка. — И потом неужели одной ночи за пять лет достаточно?
Она допила кофе, и он, наливая ей еще, промолвил:
— А сейчас мне бы хотелось поговорить о нашем будущем, Шона.
— Нашем будущем?
— Да. О том, чтобы всю оставшуюся жизнь нам провести вместе. О нашем браке. Я не сбегу в этот раз, обещаю.
— Я… Я так боялась этого разговора. — Она закусила губу и опустила глаза. — Давай обсудим дела как-нибудь в другой раз. Все было прекрасно. Зачем нам портить настроение, Дирк?
Это был крик отчаяния. Прекрасные чувства, о которых она так долго мечтала, сейчас грозили превратиться в кучку холодного пепла.
Дирк выпрямился и спросил в лоб:
— Это означает, что ты не хочешь стать моей женой?
— Я не говорю, что не хочу. Не могу. — Ее голос был тихим, с ноткой боли. — Это большая разница.
Он обдумал ее ответ и заявил твердо, но вместе с тем и грустно, заставив ее вздрогнуть:
— Ладно, я знаю, что у тебя никого нет, а поэтому твой отказ означает только одно — ты все еще не простила меня. Так?
Шона покачала головой, почувствовав себя в этот момент самой несчастной.