Но теперь она собирается посещать лекции, и тут еще этот Рудольф… Отец вздохнул.

– Пустяки, дорогая. В другой раз. Твой Рудольф, кстати, провожает тебя домой?

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну… хотел узнать, насколько он галантный кавалер.

– Он необыкновенно галантный кавалер, просто переполнен галантностью, – заявила Мишель. – И, папа… мы с ним всерьез собираемся быть вместе. Мама, – повернулась она к матери, которая вошла в комнату с конвертом, – я хочу, чтобы вы знали: он – тот мужчина, с которым я хотела бы никогда не расставаться.

– Но ведь ты еще не собираешься за него замуж? – спросила озадаченная и взволнованная Зоя.

– Он предложил это сегодня… Он знает, что я не богатая наследница, и ему ничего не надо от меня, кроме меня самой, – торопливо добавила она, увидев, что отец хочет что-то сказать. – Я все знаю – надо проверить чувства и т. д. Но люди сколько угодно проверяют их, а потом все равно расстаются. Так зачем терять драгоценное время, если мы оба уже готовы принять на себя обязательства? Зачем?

Родители переглянулись.

– Ты нас ужасно заинтриговала, – медленно произнесла Зоя. – Я просто не дождусь, когда увижу твоего Руди. Спасибо, что ты решила сначала познакомить его с нами, ведь ты могла бы просто сообщить нам, что вышла замуж, – это вполне современно.

– Иначе быть просто не могло, потому что вы – самые лучшие родители на свете! – воскликнула Мишель, заключая в объятия сразу и отца, и мать. – Я это знаю!

Ее сердце переполняла благодарность, и в то же время она чувствовала, как еще больше отдалилась от родителей. Теперь у нее появилось новое солнце, вокруг которого как планеты вращались ее мысли и с которым она должна была создать свою собственную вселенную, свой мир, открытый только им двоим.

Она чувствовала, что между ней и Рудольфом возникло нечто, понятное только им. Поэтому все ее слова, все объяснения будут даже для ее любящих родителей звучать детским лепетом. Ну как рассказать им о его надежности, его доброте, его чуткости – о тех качествах, которые она интуитивно угадывала в нем? И что бы ей сейчас ни говорили, как бы ни предостерегали – она могла только загадочно улыбаться в ответ, как человек, владеющий тайной.

Ну а если она ошиблась – другие ведь ошибаются? Но из-за этого «а если» отказываться от возможности быть счастливой сейчас – это ли не трусость? А трусость не заслуживает награды.

Руди едва дождался обеденного перерыва. Джон отдал ему свой черный «форд», и ровно в час Руди подрулил к назначенному месту, где его ждала Мишель. Она сошла с тротуара на проезжую часть и нетерпеливо всматривалась в проезжающие машины. Он лихо затормозил рядом с ней и потянулся, чтобы открыть дверцу.

– Здравствуй! – Мишель скользнула на сиденье рядом с ним и посмотрела на него сияющими глазами.

У Рудольфа часто забилось сердце. Он потянулся к ней, но Мишель мягко уклонилась.

– Руди, милый, если ты меня поцелуешь, мы отсюда не скоро сдвинемся, а здесь, кажется, запрещена стоянка. – Она ласково дотронулась пальцами до его щеки. – И сейчас перерыв – надо успеть посмотреть на твой сюрприз до двух. Мне ведь сегодня к половине третьего на занятия!

Говоря это, она смотрела на него с таким умоляющим выражением, что ему и в голову не пришло заподозрить ее в кокетстве. Выразительно вздохнув, он нажал газ.

Мишель предстояло убедиться, какой Руди великолепный шофер – он вел машину, умело маневрируя в самых сложных ситуациях. Он два раза выскользнул из пробок, он использовал объездные пути и ехал предельно быстро, но ей, хотя она терпеть не могла быструю езду, даже не пришло в голову испугаться. Может быть, потому что за рулем сидел он?

– Мои родители ждут нас в субботу, – объявила Мишель. – Что, испугался? Но ты сам этого хотел.

– Неужели у меня такой испуганный вид? – спросил он, взглядывая на себя в зеркало.

– Еще какой испуганный. Не переживай, я тоже буду волноваться, когда мы пойдем знакомиться с твоим отцом. Но мои родители совсем не страшные. Папа будет спрашивать тебя про Ирак – как-то он признался мне, что сам непременно митинговал бы против войны.

– А твоя мама – какая она?

– Зоя? Она мне как подруга. Я даже в детстве звала ее Зоей. Она очень тактичная, никогда не лезет в мои дела. По образованию она дизайнер, но забросила это дело и посвятила себя детям и мужу – и кажется, об этом не очень жалеет. Сейчас она два раза в неделю ведет кружок рисования для маленьких детей и вполне довольна. Так мне кажется, – добавила она осторожно, подумав, что никогда особенно не интересовалась внутренней жизнью мамы. А может быть, та тоскует по своей любимой работе? – Папа с мамой очень любят друг друга, – сказала она убежденно. – Есть еще старшая сестра, Мэгги, она все дни пропадает в школе. Ее стихия – учить детей математике. Она за меня переживает, и мы из-за этого ссоримся. Странно – когда ее нет рядом, я думаю о ней даже с нежностью, но когда мы сходимся лицом к лицу, то вечно ругаемся. Во мне словно просыпается черт. Сама не знаю почему.

– А мой брат, поскольку он старший, считает, что имеет право разговаривать со мной как с несмышленышем. По временам. Это удел всех младших детей – терпеть поучения старших, – усмехнулся Руди.

Скоро брови Мишель удивленно взмыли вверх – «форд» подъехал к очень хорошо известному ей дому на Тэвисток-плейс и притормозил у знакомого подъезда.

– Но тут живет Лора! Мы что – собираемся ее навестить?

– Не совсем. Идем со мной.

Они вошли в подъезд и поднялись на лифте на пятый этаж – предпоследний. На шестой, мансардный этаж вела винтовая лестница. Рудольф взял ее за руку и уверенно повел наверх.

Мишель все больше и больше изумлялась.

На верхней площадке было две двери. Остановившись перед той, что была слева, Руди вынул из кармана ключ и повернул его в замке. Потом толкнул дверь и придержал ее, пропуская Мишель вперед.

Она шагнула и сразу оказалась в довольно просторной комнате, в дальнем углу которой стояла широкая старинная кровать, у стены – платяной резной шкаф начала двадцатого века, а у окна – тоже старинное трюмо. Потолок в комнате был сводчатый.

– Я не понимаю… – Мишель с любопытством и немного растерянно обвела комнату взглядом. – Кто здесь живет?

– Я. Я снял эту квартиру вчера! – У него было такое смешное выражение – по-детски радостное и в то же время настороженное – как она к этому отнесется. – Мы можем жить здесь вдвоем… если ты захочешь, – добавил он, глядя ей прямо в глаза.

Он не стал говорить, что призвал на помощь все свое обаяние и заплатил двойную цену за то, чтобы снимавшая эту квартиру воспитательница детского сада спешно переехала в его квартиру, более дорогую. И переезд тоже, разумеется, оплатил он.

– Рядом с Лорой! Можно будет навещать ее каждый день! Я только думала о таком варианте, а ты уже сделал. Ох, Руди! – Она восторженно обхватила его ладонями за щеки. – Это ради меня? – И поцелуй, который не получился в машине, все-таки состоялся сейчас, в этой пустой мансарде с потертыми обоями грязно-коричневого цвета.