Женщина в белой мантии быстро вела его к ведущей наверх деревянной лестнице из полированных черных ступеней.

– Что это за место? – снова прошептал Кути.

– Это его пансион, – тоже шепотом ответила она.

«Неужели он берет постояльцев?» – подумал Кути.

– Он не всегда находится здесь, – продолжала она, – но каждый год семнадцатого января – обязательно, для людей с особым, правильным взглядом; а уж когда идет этот дурной дождь, закрывающий все ходы, его сегодняшнее место, безусловно, здесь, иначе этот дождь не мог бы идти ни в какой другой день, кроме этого, Дня святого Сульпиция. Если ты беглец, добро пожаловать сюда. – Они поднялись наверх и оказались в темном коридоре с узкими серыми окнами по одной стене и дверями по другой; она подвела Кути за руку к одной из них, открытой.

– Ты голоден? – спросила она. – Я приготовила тебе королевский завтрак.

Кути уже сам почуял в сыром воздухе пряный запах какого-то жареного мяса.

– «Голоден, как клоп», – ответил он, процитировав сделанную кем-то на стене «Солвилля» старую запись, неведомым образом трансформировавшуюся из поговорки «да не укусит тебя клоп».

– Я тоже, – сказала она с беззвучным смешком, ступив в полутемную комнату. – Под дождем карты Смерти в городе вырастают, как поганки; много мест для беглецов, но все они скроются, едва солнце выглянет снова. Но здесь самая лучшая еда.

Кути шагнул вслед за ней и поспешно прошел на вязаный коврик, чтобы не намочить дождевой водой полированный пол. В комнате не было окон, но язычки пламени над масляными светильниками по стенам заливали мягким светом и темные старые гобелены, и видавший виды белый туалетный столик, и широкую кровать под балдахином. Большую часть дальней стены занимал камин из черного кирпича, и хотя там не было дров, в широком зеве стояла крошечная медная жаровня с углями, мерцающими под решеткой, усеянной полосами шкворчащего ароматного мяса. Рядом на ковре стояла корзина с толстыми ломтями черного хлеба.

– Наверняка сегодня где-то появился и «Бар неудачников», – сказала женщина и, откинув голову назад, сбросила капюшон, высвободив длинные черные волосы, – где сегодня подают банальные морепродукты, но и это хорошо для такого дня, потому что там можно наткнуться и на жареные сандалии, и на вареные бейсболки.

Ее волосы были теперь совершенно сухими, и Кути задумался о том, как она могла успеть и высушить их, и переодеться, и приготовить эту еду за считаные минуты, которые прошли с момента их встречи в длинном переулке около улицы Игроков. И вспомнил, как ее силуэт на мгновение показался ему той самой несуразной округлой фигурой, которая мелькнула на экране телевизора в мотеле.

«А какая разница? – сказал он себе. – Я могу сам о себе позаботиться». Он увидел на туалетном столике перед зеркалом бутылку темного вина и сумел подойти туда, не наступая на незастеленный пол.

На этикетке оказалась короткая надпись: «КУСАЧИЙ ПЕС».

– Мне не хотелось бы, – неуверенно проговорил он, – есть мясо. – И мысленно добавил: «И пить спиртное».

– Вот тебе сухой халат, – сказала она. – Ты же не захочешь встречаться с господином дома в этой одежде. Сними ее и согрейся. – Она взглянула на бутылку, которую он держал в руке, и улыбнулась ему. – Ты сможешь выпить это… после. Как ты знаешь, это вино забвения. И тут-то все в порядке – это ты сможешь пить безнаказанно, сколько захочешь, хоть целую бутылку. – Она опустилась на колени перед ним и принялась распутывать узлы на мокрых шнурках его кроссовок. – Тебе ведь хотелось бы немного этого, верно? Безнаказанности?

– Боже, – сдержанно сказал Кути, – да. – «После, – повторил он про себя. – После чего?»

– Пряная оленина еще не прожарилась, – сказала она. – Ее мы тоже сможем съесть после.

– Ладно, – сказал он и принялся расстегивать пуговицы рубашки дрожащими пальцами. Он надеялся, что кровь из раны на боку не просочилась сквозь повязку.

В его памяти мимолетно всплыло видение себя самого; он сонно выходил из спальни в «Солвилле», застегивая на ходу пуговицы на рубашке, принюхиваясь к запаху яичницы и лука, примешивающемуся к жасминовому аромату утра, и отвечающего, зевая: «Как клоп!» – на жизнерадостный вопрос Анжелики: «Проголодался?»

Ничего этого больше не будет, с отчаянием подумал он.

Когда пятеро измотанных людей добрели до лодочной станции в парке «Золотые Ворота», окошко кассы еще было закрыто, а лодки привязаны цепями к причалу, но после того, как Анжелика посоветовала Кокрену предложить сто долларов двум подросткам, торчавшим в домике, они согласились обслужить посетителей даже в этот неурочный час, и к тому времени, когда солнце поднялось над кипарисами, по ровной, как стекло, поверхности озера Стоу уже медленно ползли две электрические лодки. В одной сидели Пит, Анжелика и одержимый Мавранос, а чуть позади, в другой, следовали Кокрен и Пламтри.

Лодки были маленькими, и тесновато было даже троим. Тумблер, расположенный справа от баранки, включал и выключал электромотор, ветрового стекла не было, и вытянутый, закрытый капотом нос походил на стол. Кокрен жалел, что они не заехали куда-нибудь купить пива – вдобавок к сотне он выложил еще двадцать шесть долларов за полный час катания на двух лодках, и сейчас у него складывалось впечатление, что слабосильным моторчикам понадобится весь этот час, чтобы обогнуть поросший лесом остров. Впереди на воде были, по-видимому, еще спавшие утки и чайки. Кокрен тут же вспомнил мертвых птиц, которые посыпались с неба сразу после того, как Крейн превратился в скелет, и испытал облегчение, когда пара уток всполошилась и помчалась прочь, оставляя крыльями круги на поверхности, как от прыгающих камешков.

Лодка Анжелики, Пита и Мавраноса двигалась со скоростью неспешно бегущей собаки в двух ярдах от правого локтя Кокрена, торчавшего над низеньким бортом лодки, которую он делил с Пламтри.

– Анжи, разве нам не лучше плыть в обратную сторону, – полушепотом проговорил Пит. – Мы же идем по часовой, а не… в темноту.

– И самой хотелось бы, – пробормотала Анжелика. – Но это сама по себе защитная мера, мы не смеем… ведь есть опасность лишиться не того. – Она покачала головой. – Боже, как медленно! Можно подумать, что на эту лодку поставили мотор от швейной машинки.

Кокрен подумал о женщине по имени Ариахна из той версии «Повести о двух городах», которую он читал в самолете, возвращаясь из Парижа полторы недели назад: эта женщина вплетала в свое рукоделие имена людей, которым предстояло лишиться головы на гильотине.

Анжелика вздохнула и расправила плечи.

– Как вас зовут? – спросила она, обращаясь к Мавраносу. Ее голос отчетливо звучал в неподвижном воздухе.

– Рей-Джо Поге, – негромко ответил Мавранос. – Со мной ведь что-то не так, да? Я теперь вспомнил – я упал с плотины Гувера. Я вдруг ослеп, и какой-то человек сказал мне, что передо мной вода, озеро Мид, но он обманул меня. Передо мной была другая сторона плотины, нижняя, крыша электростанции – далеко-далеко внизу, и тяжелый-претяжелый удар.