— Не смейте! — собрала все внутренние силы, чтобы остановить его. — У меня есть жених! Я ему верна!

Сама не знаю, почему я вспомнила об Айлесе. Он ничуть не занимал моих мыслей, пока слово «жених» само не прыгнуло на язык. Только потом я почувствовала раскаяние: ведь это правда, я обещалась ему когда-то, а сейчас — лежу на кровати в спальне дин Ланнверта, под его тяжёлым телом, изнываю от его поцелуев и безумно хочу продолжения. Как это низко, как нечестно по отношению к Айлесу. Пусть даже, святая Миена свидетель, я не по своей воле попала в плен, не по своей воле дрожу от прикосновений дин Ланнверта, это просто какой-то странный эффект, наваждение, дурное безумие, отравляющее кровь.

— Нет у тебя никакого жениха, — тихим зловещим шёпотом отозвался дин Ланнверт. — Запомни это! — он смотрел мне прямо в глаза и словно пил до дна сумасшедшим взглядом. — Ты моя. Хочешь ты или нет, ты моя, ты станешь моей. Ты навсегда останешься здесь!

Он говорил тихо, низко, с рычащими нотами, как будто угрожал. Я заледенела. Дин Ланнверт словно принял какое-то решение за то время, что мы не виделись, и всё теперь оказалось иначе, наши отношения безвозвратно изменились. Но как — я понятия не имела.

— Ты говорил с отцом, — торопливо озвучила я свои выводы. — И что? Он от меня отказался?

Эта мысль хлестнула меня, как плеть. Отец не мог бы так поступить. Более того, мне бы и в голову не пришла такая возможность — раньше. А сейчас я, хоть и не хотела в это верить, первым делом подумала именно об этом.

Но дин Ланнверт, улыбаясь пугающей дикой улыбкой, покачал головой:

— Никто не предлагал ему выбора.

— Как это? Разве ты не собирался сегодня пойти с ним на сделку? — было странно беседовать на серьёзные темы с мужчиной, который прижимал меня к кровати, который только что покрывал моё тело поцелуями, но я уже была полностью захвачена другими мыслями.

— Откуда ты знаешь? Маленькая шпионка. Да, собирался. Передумал. Передумал… — он наклонился вперёд, щекоча мои губы дыханием, а потом вдруг резко перекатился, укладывая меня на себя.

Я растерялась, вдруг очутившись сверху, издала какой-то невнятный возглас, который дин Ланнверт тут же поймал ртом, одновременно крепко взяв за затылок, не позволяя уйти от поцелуя. Я дёрнулась, чувствуя себя пойманной птицей, ощущая, как его язык своевольно вторгается в мой рот, как быстрее бежит по жилам кровь, как… как твердеет нечто и без того достаточно твёрдое, на чём я лежала.

Не отпуская моего затылка, другой рукой дин Ланнверт задрал подол ночной рубашки. Я попыталась освободиться от сковывающих движения просторных рукавов, хотела остановить его, но не успела, его широкая горячая ладонь по-хозяйски прошлась по бедру, раздвинула ноги, и моя промежность напрямую почувствовала сводящий с ума жар и твёрдость его паха.

Я часто и напряжённо задышала. Прямо в губы дин Ланнверту, потому что он не переставал целовать меня, лишь ненадолго отпуская и снова приникая к моему рту, атакуя его, бесчеловечно покоряя. Нам нельзя было делать то, что мы делали. Это верх неприличия, я обещана другому, дин Ланнверт не мой жених. Да и жениху я никогда не позволяла настолько откровенной ласки.

А потом, я ведь совсем не знаю, дин Ланнверт делает это со мной потому, что я это я, или потому, что я дочь своего отца? Потому, что, обесчестив меня, он сможет хоть немного, но отомстить ему? Эта вторая мысль отрезвила меня куда сильнее, я затрепыхалась, пытаясь вырваться из плена его тела, упёрлась руками в грудь, выскользнула из-под прижимавшей затылок ладони.

— Хватит… это чересчур… вы заходите слишком далеко.

В тишине спальни горячечный шёпот прозвучал слишком страстно, как будто на самом деле я хотела продолжения. Может статься, это и на самом деле было так.

— Я захожу? — спросил дин Ланнверт низко и хрипло. — По-моему, это ты сегодня только и делаете, что повсюду заходишь… слишком далеко.

Его глаза лихорадочно блестели в темноте, словно предлагая мне посмеяться над сомнительной шуткой. Я ничего не ответила. Осторожно слезла с него, поправила ночнушку. Дин Ланнверт закинул руки за голову и лежал, наблюдая за мной.

— Ты меня хочешь, — сказал он вдруг очень уверенно.

— Как вы смеете, — я невольно покраснела. — Ваши намёки омерзительны. Я невинна.

— Физически — может быть. Но в глубине души ты глубоко порочна, маленькая развратница. Я тебе докажу, что ты хочешь меня.

В один миг он расслабленно лежал, а в следующий уже набросился на меня, опрокинул, задрал подол, коленом заставил раздвинуть ноги. Я закричала, вырываясь. Дин Ланнверт заткнул мне рот поцелуем, поймал руки и вздёрнул над головой, прижимая к кровати. Целовал меня жадно и страстно, пока я не расслабилась, видя, что он не делает больше ничего ужасного. Потом перехватил мои запястья одной рукой, а другой стал сквозь ночную рубашку гладить грудь, бёдра — медленными успокаивающими движениями.

Эта ласка тоже показалась мне довольно безопасной, а ещё довольно приятной. Я лежала спокойно, пока вдруг его пальцы не коснулись самого сокровенного местечка. Дёрнулась от неожиданно острых ощущений, но дин Ланнверт, словно ожидая этого, тихо зашептал что-то нежно-успокоительное, а потом снова поцеловал меня в губы. Его рука продолжала удерживать мои руки, а пальцы второй медленно ласкали промежность.

Я задрожала от нахлынувших ощущений. Это было так… необычно. Жаркие требовательные поцелуи и одновременно такая откровенная, бесстыдная, такая обжигающе приятная ласка внизу. Его пальцы двигались нежно и уверенно, то массировали круговыми движениями, то атаковали вздыбившийся бугорок, средоточие моих нервов, то гладили чуть ниже, скользя по ткани тонких трусиков.

— Ты мокрая насквозь, маленькая врунишка. Говоришь, что не хочешь меня? — голос дин Ланнверта звучал непривычно бархатно.

Я непроизвольно дёрнулась, сводя ноги, когда он, одним махом приподняв мою попу, ловко стянул с неё трусики.

— Ш-ш-ш, спокойно, — он удержал мои бёдра раздвинутыми. Погладил внутреннюю поверхность, местечко совсем рядом к тому, что только что ласкал — и резко склонился вперёд, припал губами.

Мне показалось, я схожу с ума. Это было странно, невозможно, недопустимо — то, что он делал. И это было так остро, чувственно, безумно приятно, что я, вместо возражений и попыток оттолкнуть его, только тихо застонала. Непривыкшее к такой ласке тело откликалось с ошеломляющей готовностью, я задыхалась от накрывающих с головой ощущений, цеплялась за скользкое покрывало, шире разводила ноги, непроизвольно стремясь навстречу прикосновениям.

Внутри себя я ощутила чужие пальцы, сначала один, потом второй, движущиеся сперва медленно, изучающе, потом всё быстрее и требовательнее — и когда они внутри задевали какую-то точку, по всему телу прокатывались волны безумного наслаждения. Язык дин Ланнверта танцевал вокруг самой чувствительной области, давил, поглаживал, порой неистово терзал, с каждым разом всё сильнее приближая миг наивысшего блаженства. Ласки внутри и снаружи усиливались, становились всё более исступлёнными, остервенелыми, пока я, судорожно хватая ртом воздух, не содрогнулась в мощных, но неистово приятных конвульсиях.