– Ах, Тома, много ли человеку надо! Я бы весь вечер только и смотрел в твои глаза. Ты в кого такая?

– Бабушка была грузинкой, так что четверть крови у меня сам понимаешь.

– Вот чем ты меня, рыжего, приколдовала! А ты умеешь колдовать?

– Ничего я не умею. Если б могла, ты давно уже прилетел бы ко мне в Ставрополь…

К столику подошел официант, спросил о заказе.

– Тамара, я полностью полагаюсь на твой вкус, заказывай все, что тебе хочется, – решил шикануть все-таки Грязнов.

Она заказала бутылку шампанского, бараньи отбивные, разнообразную закуску и кофе.

Официант ушел.

– Я, наверно, сейчас глупость скажу, но… понимаешь? Мне с тобой очень хорошо, но в то же время… Словом, как ты считаешь, Рустам нормально переживет этот вечер? Или ты ему ничего не говорила?

– Я звонила, но его не оказалось дома. Видно, уехал куда-нибудь в район. Он ведь является одним из основателей местного отделения Фонда содействия милиции, правда, без должности, но забот хватает. Они там ворочают огромными деньгами.

– Я это заметил, когда был у него в квартире. Кстати, видел там любопытную фотографию, такая милая парочка! Даже позавидовал, если честно признаться.

– Ах, перестань! Говорят же, что до свадьбы фотографироваться вообще нельзя – плохая примета, – улыбнулась она непонятной странной улыбкой.

Грязнов никак не мог понять, как она относится к Рустаму, а напрямую спросить почему-то не решался. Но сейчас его интересовали не столько их отношения, сколько сам Такоев. А он все медлил, боясь обидеть Тамару своей навязчивостью. Девушка почувствовала его настроение и спросила сама:

– А что это случилось сегодня между Овражниковым и Такоевым? Будто кошка пробежала…

– Странные вещи творятся в нашем государстве. Мне из Москвы нынче прислали фоторобот одного преступника, и можешь себе представить, как две капли воды – Рустам Такоев. Я даже не поверил своим глазам, да и Овражников схватился за голову! А наш герой, вместо внятных объяснений, кинулся разыгрывать роль оскорбленного.

– Дела-а-а! – протяжно произнесла Тамара. – Но ведь он действительно часто летал в Москву. Одно время, говорил, даже квартиру там приходилось снимать. Не помню, может, я ошибаюсь, но у кого-то он там постоянно останавливался.

– Ты-то уж не подливай масла в огонь! Это ж прямые улики! Странно, почему Рустам сам не признался? Или было что скрывать? А зачем он летал в столицу?

– Раньше – по делам фонда. Он ведь в нем активно работал. До перехода в военную прокуратуру. Но совмещать милицейскую и воинскую службу с полуобщественной, как ты понимаешь, не положено, вот он и оставил фонд. Он, думаю, формально то есть, перестал числиться в правлении или где-то там еще. Но ведь и большие деньги, которые проходят через эту организацию, тоже наверняка оставлять не захочется. А вообще Рустам очень скрытный человек. Он одно время и в следственном управлении работал, и машины из Германии перегонял. Не сам, конечно, руководил… Кстати, моя «хонда» – тоже его рук дело…

Грязнов молчал, обдумывая услышанное. Многое в поведении Такоева казалось ему странным. И даже то, что в него сегодня стреляли, только лишний раз подтверждало наличие в его биографии каких-то темных дел, наверняка связанных все с теми же большими деньгами. А где фигурируют крупные суммы, там чаще всего и льется кровь…

– Скажи, Тамара, тебе Рустам не рассказывал, не было ли у него каких-то серьезных уголовных дел, связанных с большими сроками, с несправедливыми наказаниями? Ты понимаешь, осужденный всегда недоволен, поскольку считает, что его осудили несправедливо. Или, может, кто-то испытывает к нему чувство кровной мести. Тут у вас, на Кавказе, о чем только не думают…

– Не могу вспомнить, чтоб он что-то подобное рассказывал. Да и дела его прежние – все о наркотиках, бытовых преступлениях… А сейчас он, насколько мне известно, занимается вообще всякой чепухой. То есть оно, может, и не чепуха – воинские преступления: дедовщина, дезертирство, хищения. Но мстить за это? Нет, не думаю. Я вообще замечаю, что он словно бы отлынивает от работы, хотя делает очень занятой вид. И это меня очень настораживает…

Официант принес шампанское и закуски. Подошло время вспомнить прошлое и выпить за будущее, а между ними стоял Рустам, о котором они вынуждены были говорить.

После ужина Тамара порывалась отвезти Вячеслава в гостиницу, он же, в свою очередь, убеждал, что должен проводить ее домой. Так они и стояли у машины и препирались, куда ехать. Никто не хотел уступать.

– Слава, я здесь каждую собаку знаю. Отвезу тебя, потом поеду домой. Ты, кстати, сегодня еще поработать собирался.

– Все это не имеет значения, – настаивал Грязнов. – Мой долг – проводить девушку.

– Я тебе не девушка, а друг и товарищ. Можешь это понять?

Ее слова охладили Грязнова, добавившего-таки в ресторане коньячку.

– Раз ты упорствуешь, разъедемся по одному. Ты на машине, я на такси.

– Как хочешь, – устала спорить Тамара и села в машину.

Грязнов постоял на бровке тротуара, помахал ей вслед и вдруг увидел прямо перед собой темный капот машины, почувствовал сильный удар в бок, после которого кубарем покатился по газону. Тренированное тело Грязнова все же успело вовремя сгруппироваться и расслабиться, чтобы уменьшить касательный удар. Помогло и тяжелое кожаное пальто, коконом окутывавшее фигуру.

Превозмогая боль в бедре и локте, Грязнов поднялся. Машина, отшвырнувшая его, умчалась, свидетели, если и были, вряд ли могли рассмотреть номера в темноте. Но не это мучило Грязнова: он дорого бы заплатил за то, чтобы узнать, был это случайный наезд или запланированная акция? Что все это должно значить? Пугают или предупреждают, чтоб быстрее убирался восвояси?

Но и на эти вопросы ответов не было. Хотелось поскорее добраться до гостиницы, а то ведь вывалялся в грязи, как свинья, теперь ни один таксист в таком виде в машину не пустит.

Однако в темноте грязь на его кожаном пальто была незаметна, и Вячеславу удалось схватить левака, который за тридцатку и доставил его в гостиницу.

Он сокрушенно осмотрел свою одежду, повесил сушиться грязные брюки, в надежде, что до завтра они высохнут, и тогда можно будет их почистить. Пальто пока не стал трогать: настоящая грязь проявится завтра. Потом принял душ, на всякий случай протер одеколоном синячищи на бедре и предплечье и только тогда заметил, что папки с вырезками на столе не было.

Это привело его в смятение. Куда могли исчезнуть эти бумажки, кому они понадобились? Кто здесь был? Номер находился на первом этаже. Вячеслав опрометчиво оставил форточку открытой. Может, таким путем вор и проник в комнату?

Грязнов прошел к дежурной, спросил, не приходил ли кто-либо к нему. Дежурная спросонья никак не могла сообразить, чего от нее добивается постоялец. Когда поняла, охотно ответила, что к Грязнову никто не приходил. И сама она в его комнату тоже не заходила.