Он развернулся, рассматривая пещеру в поисках девушки, а потом с облегчением вздохнул, его мышцы расслабились, избавившись от того, вызванного адреналином, состояния, в котором они находились при одной мысли, что она исчезла. Кили всё еще была здесь, спала на постели из кучи одеял, которую он устроил для нее у стены, украшенной драгоценными камнями.

Он уже достаточно хорошо знал ее, чтобы понимать, что Кили рассердится на него за то, что он осмелился играть с ее разумом. Но ей необходим был сон, а Джастис едва ли не валился от усталости, совершенно не в состоянии ответить на ее решительные вопросы, замешанные на страхе.

Верно. Он сделал это ради нее, молчаливо насмехался он над собой. Разумеется. Злодеи всегда демонстрировали великолепный талант в поисках оправдания своим поступкам. Его снова охватило раскаяние, но он отбросил его и попытался сконцентрироваться на физической реальности. Ванна. Ему нужно принять еще одну ванну.

Хотя он искупался в горячем подземном источнике до того, как уснуть, простая радость чистоты после проведенного времени в Пустоте, искушала его еще одним купанием. Он отказывался думать, что грязь коснулась не только его кожи.

Он примет ванну, а потом, прилично одетый в какую-то одежду, найденную в сундуках, разбудит ее. У них есть много чего обсудить. Он хотел знать всё о ней. Мельчайшие подробности ее жизни. Также ему нужно было убедить ее дать ему время.

Время, чтобы доказать, что он — не монстр. Время убедить ее, что она принадлежала ему.

Время понять самому, как он знал, что это было правдой.

Джастис не стал одеваться, лишь взял свой меч. Он был такой же его частью, как рука или глаз, несмотря на то, что стал причиной ужасной смерти. Он был тем, чем был, и принадлежал ему. Джастис тихо прошел через небольшое пространство между ними и, согнувшись рядом с ней, был просто рад, что может наблюдать за тем, как она спит.

Блестящие рыжие волосы Кили были точно того же оттенка, что в его первом видении. Это было пламя, смешанное с солнечным светом, и оно идеально дополняло безупречное золотистое сияние ее слегка загорелой кожи. Веки скрывали почти радужный изумрудно-зеленый цвет ее глаз. Но его память с радостью предоставила ему их точный оттенок.

Она лежала на боку, одна ее рука покоилась на одеялах. Он снял ее перчатки после того, как Кили заснула, задумавшись, почему она их носила. Джастис положил их возле нее. Ее рука была нежной, с длинными пальцами, кажущимися крепкими и дееспособными. Ссадины и царапины покрывали ее кожу, как будто она не так давно занималась тяжелым трудом. Может, именно поэтому она носила перчатки.

Археология. Она сказала, что она — археолог. Изучает прошлое. Он едва не рассмеялся, но удержал звук в горле, чтобы не разбудить ее. Она изучала прошлое, а он был воином, жившим в ее прошлом. Вероятно, им суждено было встретиться.

На сей раз он горько рассмеялся. Он был ублюдочным сыном судьбы; теперь он что станет лицемером и начнет благословлять судьбу за то, что веками жил с проклятием?

— Что мне придется отдать ради тебя, Кили? — прошептал он. — Мою честь? Мою горечь? Может, даже часть моей души? Что в тебе меня так пленило?

Она тихонько вздохнула, и звук оказался факелом, поднесенным к масляной лампе, охватил его и зажег в нем жестокий, почти животный голод. Он захотел ее так внезапно и так отчаянно, что желание вызывало физическую боль.

Нет, она была ему необходима. Необходима им. И им не стоило отказывать.

Прекрати! — он крикнул это в тишине своего разума. — Ты не можешь победить меня, хотя ты — часть меня.

Голос, не его голос, прошептал с ледяной угрозой внутри него. Ты неправ, атлантиец, пленивший меня. Я выйду победителем. Потому что ты слаб. И когда я получу полный контроль над нашим разумом, эта женщина будет моей.

Нереид, — хотя и часть Джастиса, был чем-то Иным, и он не знал, как еще думать об этой части его души, — показывал картинки Джастису. Кипящий поток чувственных изображений, каждое последующее откровенней предыдущего:

Обнаженная Кили на коленях перед ним в позе подчинения, эти милые, загорелые ручки сжимают его член.

Бледные ноги Кили, переплетенные с его ногами, пока он входит в нее.

Кили, распростертая на шелковых подушках, ее ноги на его плечах, пока он пробует ее на вкус.

Кили, перегнувшаяся над кроватью, пока он держит ее сладкие, округлые грудки в своих руках и входит в нее сзади.

Кили, извивающаяся в экстазе, выкрикивающая его имя, содрогаясь от удовольствия в его объятиях, пока ее легкий, горячий крем нежит его член в своей сладости.

Кили. Кили. Кили.

Видения сжигали его, снова и снова, быстрее и быстрее, пока его член не напрягся так болезненно, что он почувствовал, что должен разбудить ее и взять. Заставить ее понять, насколько отчаянно ему нужно было погрузиться до конца в ее теплую, влажную сердцевину. Его рука потянулась, почти против воли, чтобы сорвать с нее одеяло.

Потом он увидел.

Серебристые следы слез на ее лице. Он плакала. Даже в гипнотическом сне, какая-то ее часть сознавала, что она была в опасности, и Кили боялась.

Она считала его чудовищем, и у нее была на это причина. Он отступил от нее подальше, содрогаясь от отвращения к самому себе. Он был чудовищем, но никогда он не прикоснется к ней без приглашения.

Сперва он убьет себя.

Ты не сможешь выиграть, сказал он Нереиду, или просто обычной жадной, желающей стороне собственной натуры. Я выйду победителем, или умру, стараясь. Но я никогда не позволю тебе повредить даже волосок на ее голове.

Насмешливый смех тихонько раздался в пещере, или лишь в мозгу Джастиса. Он был не в состоянии осознать разницу.

Волосок на ее голове? Тебе тоже нравятся ее волосы?

Когда Джастис побежал к водоему, чтобы опуститься в его воды, от которых исходил пар, чтобы смыть из памяти эротические картинки, Нереид представил последнюю: Кили, опутавшая волосами основание его члена и берущая его в рот.

Он уронил меч на пол и споткнулся, ступив в воду. Падая, он размышлял, мог ли атлантийский воин, наполовину нереид, впервые просить поддержки Богини Нереид и самого Посейдона?

У него возникли серьезные опасения, что его рассудок будет зависеть от ответа на этот вопрос.

Жуткое ощущение мрачного предчувствия проникло в сны Кили, наполнив их оттенками угольно-серого и жженой умбры. Она плавала в потемневших потоках, боролась с ними и проталкивалась между странными вещами: деревянное яблоко размером с осла, деревянная фигурка коня размером с пуделя, который повернулся и улыбнулся ей, поплыв дальше. Деревянный детский вагон, качающийся на волнах, тихо летел рядом с ней, не отставая, несмотря на обломки, что теснили его. Она почувствовала сильное желание достать эту игрушку, но боялась, что если замедлит свои движения, то утонет.