Не потому что все еще хотела секса, вышибить клин клином — уже нет. А потому что он стоял передо мной обнаженный душой, а не телом. И я хотела обнажить ему свою так же откровенно, признаться во всем, не оставить между нами темных пятен и не проясненных моментов, хотела сказать ему спасибо за мою жизнь с ним, которая была наполнена его любовью, цветами и нежными словами, за его сильную волю, за то что он — настоящий. Во всем настоящий, основательный, надежный и очень, просто бесконечно хороший человек, муж и мужчина.

Я понимала, что мы не сможем остаться друзьями, и эта встреча последняя, и так много нужно было сказать ему, чтобы он, как я, не утонул в лавине своих сильных чувств, чтобы хотя бы он мог жить дальше.

Я обнажилась. Подползла к нему по постели на коленях, протягивая руки, и замерла, смотря в его лицо.

Да, сегодня только он. Я видела только его.

Он внимательно посмотрел в мои глаза, обнял ладонями виски и скулы и до первого прощального поцелуя тихо, но твердо сказал:

— Дороже жены — только бывшая…

Он пропустил свой рейс.

Я не поехала провожать Илью, потому что мы все сказали друг другу.

И отпустили.

Точка поставлена.

Еще щемило в груди от благодарности и чувства вины, которое, как Илья ни стремился развеять — не смог. У него и не получилось бы — невозможно уговорить молчать не свою совесть. Я сама должна себя простить. Но пока не могла.

Он ушел, оставив меня с мыслями о нем, со светлыми чувствами к нему, с уверенностью, что он справится и не погрязнет в уничижении и самобичевании, что — пусть с тоской в сердце, но уверенный в себе, не разрушенный моим предательством — пойдет по жизни дальше светлой дорогой пусть не сразу, не так скоро и быстро, но к своему счастью.

А мне он оставил надежду.

«Дороже жены — только бывшая… Бывших не бывает…»

* * *

Я снова выполнял супружеский долг. Разгоряченная вином, новым «таким нужным и крутым» знакомством с «полезным для карьеры человеком» и дьявол знает чем еще, Сабина, выйдя из ванной, буквально набросилась на меня голодной самкой, в две секунды оставив без трусов и шансов уклониться от секса с ней. Ее не остановил вяло поднимавшийся член — она заставила его окрепнуть, вылизав и высосав весь от основания до кончика вместе с яйцами, а потом, оседлав меня, практически изнасиловала.

Ей было плевать, что я чувствую, она терзала свои соски, мастурбировала, подскакивая на члене, и содрогалась со стонами неподдельного удовольствия. Она меня пользовала так просто, искренне, не стесняясь этого… будто я тоже какой-то очень нужный ей для чего-то человек. Она наслаждалась мной и жизнью, «открывшимися перспективами», а я, словно буфер, гасил сейчас ее неуемную энергию, чтобы не спалила дом пламенной страстью к самой себе и…

…просто лежал, не притрагиваясь к ней, смотря спектакль одного актера в ожидании, когда опустится занавес, и единственное, чего желал — разрушить что-нибудь еще: эту спальню, двор, поселок, город, планету… жизнь…

Я снова не кончил.

Я даже не начал.

Сабина упала мне на грудь, тяжело дыша от бешеной гонки за оргазмом, ткнулась вспотевшим лбом мне в шею, все еще сидя на члене. Но он, выражая мой внутренний протест, мгновенно обмяк и выполз, так и не выстрелив залпом в цель.

Лишь сняв с груди жену и поднявшись, чтобы пойти в душ, я вспомнил, как со смыслом в непревозмогаемом желании заделать ей моего ребенка окультуривал ее с утра и до обеда, рачительно вбивая в матку каждый сперматозоид из миллиона выплеснувшихся.

Сейчас я хотел только смыть с себя влагу возбуждения и оргазма жены и ее пот.

И сходить за сигаретами…

…и за бутылкой отличного коньяка.

Мне нужно было понять, что делать с этой чертовой жизнью, которая слетала с катушек вместе с башкой, стоило рядом оказаться Кате. Для меня просто переставали существовать границы дозволенного, личные принципы и моральные условности, жена, люди вокруг, звуки, запахи, земля под ногами… Я видел, слышал, вдыхал только ее — яркоглазую одноклассницу, которая для меня была все той же нежной и податливой девчонкой, а — глупым мальчишкой с неуправляемой заряженной по головку желанием с в тротиловом эквиваленте торпедой в штанах.

Выматерился, стоя в душе под струями воды, потому что стоило подумать о Катюше, член уперся в кафельную стену, в которую еще раньше я ткнулся рогом, расставив руки, как перед расстрелом. Я уже взял тяжелый стояк в ладонь и пару раз передернул затвор, когда дверь в душевую кабину открылась.

— Оу… — распахнула она голубые глазищи, поняв, что я мастурбировал. — Ну, Дим, а я…

— Марш спать! — неожиданно для себя взвился от злости и рявкнул так, что она выронила из руки какой-то пластиковый стаканчик и свою сумочку, которые я сразу не увидел, залитыми похотью глазами.

Содержимое больше похожей на кошелек сумочки рассыпалось по полу: кошелек, зеркальце, помада, влажные салфетки, ключи, таблетки, что-то еще… Я наклонился и поднял пару коробочек, еще не веря тому, что видел: нераспечатанная коробка противозачаточных и… еще одна — от того же «недуга» — маленькая упаковочка с пустым блистером внутри. Весь кровоток, что только что бил в головку члена, ударил в голову повыше.

* * *

Он надвигался на нее, весь багровый от бешенства, сжав обе упаковки в кулаке, как салфетку. Сабина пятилась к двери в ужасе, онемевшая от страха. Мозг застыл в режиме ожидания катастрофы и был не способен придумать хоть какое-то оправдание. Да и что она могла придумать? Дима так хотел ребенка, что никакие доводы его не впечатлят и не усмирят эту дикую ярость в налившихся кровью глазах. Голый и мокрый, он выглядел отнюдь не нелепо, он, словно зверь, шел на свою загнанную в угол дичь, завораживая мощью и подавляя невыносимой, ввергавшей в панику и смертельный ужас агрессией.

Он наступал не разговаривать, не слушать, не выяснять отношения. Он шел убивать. Неумолимо, беспощадно и жестоко.

На его вмиг обострившихся скулах прокатывались желваки, губы побелели, сжатые в нитку, зрачки расширились, как у сумасшедшего наркомана, а вены на висках и шее вздулись толстыми синими канатами. Казалось, он даже не дышал.

Сабина уперлась спиной в стену возле выхода из ванной и прижала руки к груди, будто это могло ее спасти. Она уже окончательно проснулась, и даже шампанское, выпитое за знакомство и смешанное с вином во имя его продолжения, выветрилось мгновенно, хотя еще по пути в ванную она чувствовала, как ее развезло и разболелась голова — они и пришла достать и запить таблетку, и черт ее дернул подшутить над мужем, афкнуть, чтобы в шутку его напугать. Сабина никак не ожидала застать его за интересным занятием, и тем более не ожидала, что гаркнет на нее, как на шавку, скомандовав чуть ли не «Место!», и уж точно она не могла и в страшном сне подумать, что так глупо попадется.