— Мальчик, дай мороженого.

Обычному человеку было бы очень неприятно услышать подобное заявление. Наркоман в поисках дозы представляет собой страшное зрелище, вы уж поверьте. Оно и мне не понравилось, но не потому, что предстоящая… даже не знаю, как назвать эту курьезную ситуацию… предстоящее избиение пугало. И вовсе не потому, что всякого рода потасовки случались слишком часто, и не вызывали ничего, кроме глухого раздражения. Мне просто было неприятно находиться рядом с тремя такими ничтожествами.

Поэтому, деньги я отдавать передумал. Хотя и понимал, что действую глупо. От пятисот рублей кицуне не обеднеют, а внимание привлекать не стоит.

— Может, тебе еще и денежек дать?

— Ну вот видишь, ты сам все понимаешь — захихикал наркоша и качнул длинными сальными волосами. Его товарищ даже засунул руку в «карман» на моем «фартуке», которую я немедленно крепко зажал между двумя слоями внешней брони. Потом решу, что делать с этим типом.

— Сейчас. — Я открыл тележку, пошарил между коробками и вытащил огромный «чупа-чупс». На палочке.

К чести вождя местной ячейки партии любителей кайфа, что означает протянутый подарок, он понял быстро. Видимо еще не все мозги прокурил (проколол, пронюхал, проглотал и т. д.). Его голова задергалась, взгляд, как бешеный, заметался с конфеты на мое лицо и обратно. Издав странный звук, описать который пером не под силу, он закашлялся, мелко затрясся всем телом и, наконец, тихо возмущенно просипел:

— Ты! Мне! Отсоси!

Единственной пользой от проникновенной речи, призванной, насколько я понимаю, усовестить не желающего поделиться деньгами начинающего буржуя, стала реакция подельников. Правый перестал дергать рукой, непонятно как застрявшей в кармане продавца, левый прекратил попытки стащить меня с места. Оба в мистическом трансе уставились на появившуюся на губах предводителя пену и сверкающие лихорадочным огнем глаза.

— Ну, не хочешь, как хочешь. — Конфета пропала в недрах тележки.

Слегка кивнув, я наступил левому на ногу, а затем чуть-чуть двинул плечом. Естественно, он упал. Естественно, стопа сломалась. Естественно, он открыл рот, чтобы заорать от боли. А вот почему не заорал…

Не знаю, чем все бы это закончилось, если бы не подъехавший Харальд. Скорее всего, ничем — немногочисленные прохожие испуганными фигурками перебегали на другую сторону улицы при виде трясущих мороженщика хулиганов. Простой обыватель предпочитает не замечать творящегося насилия, и в чем-то такая позиция оправдана. Был у меня знакомый, который влез в драку, защищая незнакомую девчонку. Сломал челюсть и пару ребер сынку какого-то чиновника. В результате милиция повесила на него пару нераскрытых убийств, пришлось парню бежать на Украину. А девушка очень быстро изменила свои показания.

Одного короткого взгляда вампира хватило, чтобы вся троица развернулась и довольно резво удалилась в сторону ближайшей подворотни, сломанная нога ничуть не помешала. Интересно, они что-нибудь запомнят об этом маленьком происшествии?

Харальд деловито осмотрел место прокола, вежливо попросив постоять в сторонке. Не знаю, чего он выискивал, на мой взгляд, проколы ничем друг от друга не отличаются. Простая темная воронка в ткани пространства, невидимая, практически неощущаемая. Я сам-то определял подобные места, скорее, не по изменениям в структуре пространства (без впадения в транс мне сложно воспринимать мир на таком уровне), а по чувству утекающей в никуда энергии стихий. Впрочем, Харальду виднее.

Вампир прислонился к грязной стенке, не опасаясь запачкать дорогой кожаный плащ, устало прикрыл глаза. Если смотреть со стороны — задумался мужик, отключился от реальности. Богатый скандинав, то ли швед, то ли норвежец, приехавший в Питер по делам. Деловые встречи закончились, мужик решил отдохнуть, прогуляться по городу и сейчас решает, что ему делать дальше. То есть, это человек мог бы так подумать.

Любой мало-мальски чувствительный маг сразу бы ощутил, как вампир концентрирует внутри себя силу, кольцом стягивает ее вокруг места прокола, начинает сжимать, сдавливать пространство на манер того, как веревка затягивается вокруг горловины мешка. Кровососы редко использовали заклинания, предпочитали напрямую работать с энергией. Вот и сейчас Харальд не накладывал на дыру «заплатку», как поступил бы на его месте любой маг, а помогал энергетике мира самостоятельно зарастить трещину. Способ, требующий больших затрат силы, зато надежный и не оставляющий следов. Меньше вероятность, что пространство прорвется именно в этом месте еще раз.

Наконец невысокий плотный крепыш, больше похожий на владельца строительной фирмы средней руки, чем на тысячелетнего поклонника Одина, потянулся и отлип от стены. Отряхнул плащик, подошел ко мне.

— Ты сейчас куда?

— В особняк.

— Могу подбросить, мне в ту сторону.

— Буду благодарен.

Сдав тележку подбежавшему кицуне, я уселся в машину и начал трансформацию. Все-таки облик высокого и сильного мужчины имеет свои преимущества, да и привык я к нему. Харальд спокойно наблюдал за перевоплощением, одновременно что-то набирая на экране мобильника.

— Я давно тебя хотел спросить, — не отрываясь от своего занятия, вампир всем корпусом развернулся ко мне — в тебе ведь есть вампирская кровь?

— Возможно.

Я по-прежнему не любил вопросов о своем происхождении, тем более, когда они исходят от столь неоднозначной фигуры. Мне не понравился проявляемый Харальдом интерес. Тот сделал вид, что не заметил сухости ответа, и продолжил:

— А научить трансформации сможешь? При условии, что кое-какие задатки есть?

Признаться, от него такого предложения я не ожидал. Что, и как я могу объяснить? В моем представлении, все очень просто — или ты способен изменять тело, или нет. Тем более, что я отличаюсь в этом плане от окружающих. Создавать новые органы, новый облик сложно, особенно трудно заставить отдельные части организма функционировать как единое целое, так гласит мой личный опыт. У оборотней, например, все иначе. Трансформация волков следует определенной матрице, сломать которую крайне трудно, и со временем матрица усложняется. Оборотень становится сильнее, быстрее регенерирует, появляется иммунитет к магии и серебру. Его организм развивается по заложенной природой программе, которую в лучшем случае можно слегка «подтолкнуть» в нужную сторону специальными тренировками. Как такому научишь? Тем более, мне самому еще многое надо узнать.

Примерно в таком духе я и ответил Харальду.

— Да знаю я все это — поморщился вампир. — Таня на что-то надеется.

Чтож, теперь все стало на свои места. И странные вопросы Харальда, и его интерес к трансформации. Все упиралось в его птенца.

Вампиры редко обращают детей, почти никогда. По разным причинам, перечислять которые не буду. Официального запрета не существовало, однако на мастера, взявшего в птенцы ребенка, смотрели неодобрительно. Если учесть, насколько важна репутация в среде повелителей ночи, не удивительно, что требовалась более чем веская причина для такого поступка. Два с половиной века назад у Харальда причина нашлась.