Я вошел в его комнату, чтобы взглянуть на моего маленького мальчика.

Крохотный комочек под одеялом с торчащими из-под него голыми пятками. Маленький храпун.

Света от голубого ночника было недостаточно, чтобы рассмотреть его лицо. Бровки Алекс сердито свел, словно над чем-то задумался — я и сам так иногда делаю.

Когда я забрался к нему под одеяло, он ткнулся носом мне в грудь и положил головенку на сгиб руки.

— Привет, папочка, — пробормотал он сонно.

— Привет, малыш, — прошептал я. — Спи.

— Тебе плохой сон приснился?

Я улыбнулся. Именно такой вопрос я задавал ему много раз. И теперь вопрос вернулся ко мне, словно часть меня самого.

Он повторил мне мои же слова. А я повторил ему слова Марии:

— Я люблю тебя, Эли. Никто никогда не будет любить тебя, как я.

Он лежал совершенно неподвижно, видимо, снова крепко заснул. Я лежал рядом, положив ему свободную руку на плечо, пока его дыхание не стало спокойным. И тогда я отправился назад, чтобы еще немного побыть с Марией.

Воспоминания об отце больше всего донимали Майкла Салливана, когда он был с сыновьями. Сверкающая белизна мясной лавки, холодильник, костомол, который приезжал раз в неделю, чтобы забрать кости, запах ирландского сыра карригалайн.

Салливан услышал голоса детей, и это вернуло его в настоящее — на игровое поле недалеко от его дома в Мэриленде, принадлежавшее когда-то Американскому легиону.

— Да этот малый так подает, как будто плюется! Грош ему цена! Болван несчастный! — кричали сыновья.

Шеймес и Джимми начинали сквернословить, когда семья играла в бейсбол. Вот Майкл-младший никогда не отвлекался. Салливан давно уже разглядел упорный характер в ярко-синих глазах старшего сына — стремление любой ценой победить, пусть эта победа будет даже над собственным отцом.

Вот он развернулся и бросил мяч. Салливан резко выдохнул при ударе битой — и сразу услышал шлепок удара, когда мяч угодил в перчатку сидящего позади него Джимми.

На поле началось ликование. Джимми подбежал к отцу, держа в руке пойманный мяч.

Только Майкл-младший держался холодно и спокойно. Он не стал шумно радоваться вместе с братьями, а позволил себе лишь слегка улыбнуться, затем смерил презрительным взглядом отца, которого ему никогда еще не удавалось выбить в аут.

Он опустил голову, готовясь к новой подаче, — и вдруг замер.

— Что это? — спросил он, глядя на отца.

Салливан опустил глаза и увидел, что по его груди ползет красное пятнышко. Лазерный прицел!

И тут же плашмя упал на землю.

Раритетная бита, которую он по-прежнему сжимал в руке, разлетелась в щепки, прежде чем он коснулся земли. Раздался резкий металлический щелчок — пуля рикошетом отлетела от стальной сетки ограды. В него кто-то стреляет! Люди Маджоне? А кто же еще!

— Ребята! Пригнитесь! Все в укрытие! Бегите!

Им не нужно было повторять дважды. Майкл-младший схватил братишку за руку, и все трое бросились бежать — удирали, словно только что сперли у кого-то бумажник.

Мясник со всех ног бросился в противоположную сторону: хотел отвлечь огонь на себя.

Все, что ему сейчас было нужно, так это пистолет; но тот лежал в машине.

«Хамви»[20]стоял в шестидесяти ярдах от него, и он несся к нему почти по прямой. Грохнул еще один выстрел, и он услышал свист пули возле уха.

Стреляли из леска, слева от поля, довольно далеко от дороги. Это он уже понял. По сторонам он пока не оглядывался.

Добежав до машины, он распахнул дверцу и нырнул внутрь. Тут же раздался звон разбитого стекла.

Мясник упал на пол, прижавшись лицом к коврику, и сунул руку под водительское сиденье.

Он достал заряженный пистолет и наконец выглянул наружу.

Их было двое — они уже выскочили из леса. Двое кретинов дона Маджоне, никаких сомнений. Явились сюда, чтобы прикончить его. А может, и его ребят?

Он открыл водительскую дверцу и выкатился наружу на гравий. Из-под днища машины он заметил пару ног, которые двигались в его сторону.

Времени на глубокие раздумья не было. Он выстрелил дважды. Один из киллеров заорал от боли: над щиколоткой у него появилось ярко-красное пятно.

Он с грохотом рухнул на землю, и Мясник выстрелил снова, прямо в искаженное болью лицо громилы.

— Папа! Папочка! Папа! Помоги!

Это был голос Майкла — он доносился с противоположной стороны поля, хриплый от страха.

Салливан вскочил на ноги и увидел, что второй киллер бежит по направлению к укрытию, где спрятались его ребята. До него отсюда было, наверное, ярдов семьдесят пять. Он поднял пистолет, но тут же понял, что может попасть в собственных детей.

Он прыгнул в машину и врубил скорость.

От него сейчас зависела жизнь его детей. Маджоне из тех трусов, кто готов перебить всю его семью. Он высунул ствол «беретты» в окно, выбирая момент для прицельного выстрела. Только бы успеть!

Наемник бежал через поле, быстро бежал. Салливан понял, что раньше он, вероятно, был неплохим спортсменом. И не слишком давно это было.

Майкл-младший наблюдал на происходящим, стоя на ступенях землянки-убежища. У парнишки холодная голова, но это сейчас никому не нужно. И Салливан крикнул:

— Вниз! Майкл, вниз! Быстро!

Киллер уже понял, что Салливан его нагоняет. И остановился. Обернулся, подняв руку с пистолетом.

Ошибка!

И наверное, смертельная.

Он успел увидеть смерть — решетка радиатора «хамви» ударила его в грудь. Машина, не останавливаясь, тащила громилу впереди себя, пока не вбила его в сетку ограды.

— Парни, вы целы? — выкрикнул Салливан, не сводя глаз с киллера, но тот не шевелился.

— У нас все в порядке, — ответил Майкл-младший; его голос дрожал, но он хорошо контролировал свои эмоции.

Салливан прошел вперед — посмотреть на наемника, точнее, на то, что от него осталось. В стоячем положении его удерживал только капот. Голова безвольно упала набок. Кровь залила лицо.

Салливан развернул машину — он решил подобрать то, что осталось от биты.

Он размахнулся и ударил, потом еще и еще, отмечая каждый удар выкриком:

— Не надо! Трогать! Мою! Семью! Никогда! Никогда! Никогда!

В последний раз Салливан промазал и угодил в сетку. Но это помогло ему опомниться.