— Сэр, вы понимаете, что фактически провоцируете войну? — спросил аль-Шаади сквозь зубы.

«Он бывший саддамовский офицер. — Джин вспомнила слова Уитенборна по рации. — Человек воспитанный, образованный, из суннитской части. Из тех, которые, ограбив склады с оружием, перед самым падением Саддама, растворились среди местного населения. Дескать, мы должны размышлять, и куда же делась его армия. Теперь они начали партизанскую войну». Да, военная выправка и самообладание в арабе чувствовались, впрочем, и рассудок тоже. Фанатиком, во всяком случае, его никто не мог назвать. Деловой, реальный человек, без истерики. «Наверное, полковник, никак не меньше», — быстро мелькнула мысль.

— Война уже идет, — ответил Майк, кивнув.

— И?.. Вы не боитесь умереть, молодой офицер? — Араб едва заметно улыбнулся, открывая свою коварную личину. — И девушка, — он кивнул в ее сторону, — и все они, — кивнул аль-Шаади на солдат на бруствере, — за что, собственно?

— Умереть — часть нашей с вами профессии, господин, — ответил Майк, давая понять, что отдает себе отчет, с кем имеет дело. — Вашей, моей, нашей профессии. Одна из темных сторон в нашей работе. Мы все профессиональные военные, и девушка, как вы выражаетесь, тоже, и солдаты. Это более чем профессиональные солдаты, знающие, для чего они здесь, что с ними может случиться. Впрочем… — Майк сделал паузу. — Мы не безоружны, как видите, господин. Умереть можем не только мы, а ваши люди тоже могут умереть, но мы искренне не хотим их смерти и сами, конечно, умирать не горим желанием. Давайте мирно решим этот вопрос. Мы читаем Коран, изучаем людей, с которыми нам приходится иметь дело, хотя сами мы являемся христианами. Там написано, Аллах не хочет насилия. Нам многое близко в Коране. Часть мыслей, изречений состыковывается с нашей религией. Мы уважаем вашу веру, но вы сами понимаете, господин…

Майк поднял руку, описал пальцем круг в воздухе. Немедленно весь элеватор ощетинился стволами. Бывший саддамовский офицер окинул всех взглядом.

— Ты храбрый воин, господин, — произнес он с явным уважением. — Солдаты у тебя тоже храбрые. Их мало. У нас только здесь, под стволами, несколько тысяч человек.

— Мы вместе могли бы направить наши усилия не на разрушение Ирака, а на его процветание, — ответил Майк. — Я знаю, ты не боевик, не из Аль-Каиды, — продолжил он. — Ты спросил меня, за что воюю я, и я тоже спрошу тебя, господин: за что воюешь ты? За власть хуже саддамовской?

— Да, у нас были разногласия, — признался аль-Шаади. — Только этот конфликт в прошлом. Теперь у нас мир.

— Еще раньше у вас был мир с коалицией, — напомнил Майк. — Вы были врагами, теперь вы говорите друг с другом. Почему бы и нам не поговорить? Нам хорошо известно, что арабы — великие воины и любящие отцы, а также верные подданные Аллаха. Зачем же усугублять это мнение гибелью двух погибших детей, которых мы не убивали? — Мужчина внимательно посмотрел на аль-Шаади. — Добавлять еще детей, женщин, мужчин, стариков. Ради чего? Зачем умножать слезы и страдания из-за чьих-то политических целей? Мы не убивали ваших детей. Мы, напротив, скорбим вместе с вами и хотели бы наказать реальных виновников. Смерть детей — не разменная монета для чьих-то политических амбиций.

Аль-Шаади молчал. Время тянулось, и напряжение достигло апогея. Пыл толпы постепенно угасал, чего, собственно, и добивались. Кое-кто уже начал расходиться. Задние ряды поредели. Вдруг где-то в глубине прозвучал выстрел. Одиночный, резкий, взрывающий сердце. Джин вздрогнула. Внутри все похолодело. Выстрел был неприцельный, даже, казалось, случайный, по неосторожности, — послышалось, как пуля вошла в землю, но последствия он мог иметь самые непредсказуемые. С украинского фланга тут же раздалась пулеметная очередь.

— Не стрелять! — закричала Джин по-русски, падая на землю.

Майк схватил аль-Шаади и буквально вдавил в песок, закрыв собой. Араба могли убить прямо на месте. Из толпы снова выстрелили, теперь прицельно.

— Не стрелять! — повернув голову, крикнул Майк. — Не стрелять. Держать на мушке, но не стрелять!!!

Ситуация вибрировала на грани. Многое зависело от аль-Шаади, и, видимо, он тоже хотел избежать кровопролития. Поднявшись, он сделал знак толпе, чтобы огня не открывали.

— Благодарю. — Араб едва заметно склонил голову перед Майком.

Толпа опять стала редеть. Понимая, что ситуация выходит у них из-под контроля, несколько боевиков двинулись в сторону водопроводного канала, явно угрожая, но огня так и не открыли. Снайперы держали их на прицеле. Потом к снайперам присоединился пулемет CAB, уверенный и непринужденный ритм огня которого, продолжающийся прицельно довольно долго, легко и быстро покончил бы с их маневрами. Приблизиться боевики так и не осмелились, как и открыть огонь. Они скапливались в дальних рядах, испытывая неуверенность и чувствуя ускользающее преимущество. Вступи они теперь в противоборство с коалицией, они вполне могут оказаться в одиночестве. Все остальные просто разбегутся. Провокация явно сорвалась. Пока они не знали своих дальнейших шагов. С одной стороны, большое число жертв от рук американцев могло сыграть исламистам на руку, но в сложившихся обстоятельствах слишком очевидно, кто все начал.

Аль-Шаади вскинул вверх руки и что-то закричал толпе. В общем гуле его слов никто не мог различить. Впрочем, Джин уловила в его речи тексты из сур. Постепенно шум начал стихать. Аль-Шаади говорил быстро, но его слушали. Люди даже стали пододвигаться вперед, очевидно, странно соглашаясь с изречениями араба.

— Аллах хочет мира, — вещал иракцам бывший саддамовский офицер-разведчик. — Я несколько минут назад разговаривал с достойным человеком, который уважает Аллаха, — сказал он о Майке. — Слово достойного человека нам дороже золота…

На самом деле, как полагала Джин, скорее всего, аль-Шаади стало известно о взводе «Абрамсов», окончательно разгромившего его соратников и на всех парах движущегося к осажденной базе. Под дулами танков можно поговорить и об Аллахе — почему нет?

Аль-Шаади повернулся и отряхнул одежду, потом подошел к Майку и пожал ему руку.

— Мы уважаем смелость и разум, юный капитан, — сказал он просто как в фильме «Апокалипсис».

«Неужели и он смотрел?» — Джин хотелось рассмеяться, но, конечно же, сдержалась, ведь такая реакция могла иметь непредсказуемые последствия.

— Я хочу разрядить ситуацию, — сказал араб. Едва заметно улыбнувшись, теперь скорее устало, чем коварно, аль-Шаади повернулся и ушел.

— Что думаешь? — спросил Майк.

— Думаю, ему известно о передвижениях наших танков, и он хочет поскорее все это закончить, а потом разработать новый план, — ответила Джин. — Раз уж дело проиграно.

— Да, ты права, но все-таки лучше, чем теперь начать бойню, — согласился Майк. — Сдается мне, наши цели совпали, он хочет того же, чего и мы. Пока идет диалог, войны не будет. Это главное.

— Так и есть.

— Сэр, связь пропала, — доложил, подбежав, Ромео. — Низкая облачность, поэтому спутник закрыт.