— Прекратите! — Из-за необходимости отдать такое распоряжение Хорнблауэр завопил чуть ли не пронзительнее раздавленного. — Рубите эти проклятые тросы! Мистер Клэй, велите им пошевеливаться!

В кабельтове, за серыми гребнями волн, «Нативидад» медленно разворачивался, чтобы нанести новый сокрушительный удар по беззащитному противнику. Хорошо еще, «Нативидад» неповоротлив, как почти все корабли четвертого ранга. Это означает больше времени между бортовыми залпами, больше времени, чтобы привести «Лидию» в состояние боевой готовности.

— Эй, фор-марсовые! Мистер Гэлбрейт! Уберите передние паруса!

— Есть, сэр.

Убрав фор-стень-стаксель и штормовой кливер, можно будет в какой-то мере уравновесить утрату крюйселя и контр-бизани. Тогда, работая рулем, удастся положить «Лидию» немного круче к ветру и ответить выстрелами на выстрелы. Но прежде надо убрать мачту с парусами, которая огромным плавучим якорем волочится за кормой. Пока это не сделают, «Лидия» будет дрейфовать по ветру, безропотно снося удары врага. Хорнблауэр бросил взгляд в сторону «Нативидада»: тот уже повернул и вновь направлялся к их корме.

— Живее! — заорал он на матросов с топорами. — Холройд, Тумс, спускайтесь на бизань-руслени!

Он вдруг осознал, до чего пронзительно и истерично орет. Любой ценой он должен сохранить перед Клэем и матросами свою хваленую невозмутимость. Судорожным усилием он принудил себя спокойно взглянуть на «Нативидад» — тот надвигался на них, исполненный угрозы. Хорнблауэр выдавил улыбку, пожал плечами и заговорил обычным голосом.

— Не обращайте внимания, ребята. Сперва обрубите тросы, а там мы угостим даго до отвала.

Матросы с новой силой врубились в тугое сплетение тросов. Что-то подалось, в этот миг большая волна приподняла корму «Лидии», она причудливо накренилась на нос, обломки отошли от нее чуть подальше. Теперь они держались на бизань-штаге, и тот, проехав по палубе, сбил с ног трех матросов. Хорнблауэр схватил один из оброненных топоров и принялся отчаянно рубить ерзавший по палубе трос. Краем глаза он видел надвигающийся «Нативидад», но не обращал внимания. В это мгновение вражеский корабль был не угрозой его жизни, а всего лишь досадной помехой.

Вновь дым и грохот бортового залпа окутали его. Он ощутил поднятый ядром ветер, услышал визг летящих щепок. Крики людей мгновенно потонули в грохоте канонады, палуба под ногами дрожала — это ядра ударяли в недра «Лидии». Но Хорнблауэр знал и чувствовал только одно: надо закончить работу. Бизань-штаг лопнул под его топором, он увидел, как натянулся другой трос, разрубил и его — при этом заметил узор палубных досок — почувствовал, что еще один трос разошелся, и понял: «Лидия» — свободна. Почти у ног его лежал, растянувшись на палубе, юный Клэй, но у Клэя не было головы. Хорнблауэр отметил это как занятное явление, как узор палубных досок.

Внезапно набежавшая волна окатила его брызгами. Он смахнул с глаз воду. Почти все, кто только что был на шканцах, лежали убитыми: морские пехотинцы, матросы, офицеры. Симмондс выстроил уцелевших пехотинцев у гакаборта, готовясь ружейным огнем ответить двадцатичетырехфунтовкам «Нативидада». Буш был на грот-мачте, и Хорнблауэр вдруг сообразил, что это он обрубил крюйс-стень-штаг, окончательно освободив корабль. У штурвала стояли двое рулевых; твердые, неколебимые, смотрели они вперед. Это не те люди, которые стояли у штурвала при начале боя, но железная дисциплина флота и его неумолимая рутина требовали, чтобы руль не оставался без присмотра во всех перипетиях сражения.

За правой раковиной «Нативидад» поворачивал вновь. Хорнблауэр с дрожью волнения осознал, что на сей раз сможет ответить. Требовалось усилие, чтобы сосредоточиться на предстоящем повороте. Он собрался с мыслями, сравнил относительную тягу фор- и грот-марселя, мысленно представил положение центра парусности относительно грот-мачты, — к счастью, он немного смещен к корме.

— К брасам! — крикнул он. — Мистер Буш, мы попробуем привестись к ветру.

— Есть, сэр.

Хорнблауэр обернулся — «Нативидад» шел к ним, раскачиваясь и кренясь.

— Руль круто направо! — крикнул он. — Приготовиться у пушек.

Команда «Нативидада», глядя поверх орудий, вдруг увидела, как потрепанная корма «Лидии» медленно отворачивается от них. Какие-то полминуты, пока фрегат еще сохранял инерцию, рулевые, налегая на штурвал, удерживали его в галфвинд, те самые полминуты, пока «Нативидад» проходил мимо.

— Пли! — завопил Джерард. Его голос тоже срывался от возбуждения.

«Лидия» вновь накренилась от отдачи, дым окутал палубу, и сквозь клубы на нее обрушился железный град неприятельского залпа.

— Всыпь им еще разок, ребята! — орал Джерард. — У них фок-мачта упала! Молодцы, ребята!

Орудийные расчеты, как безумные, орали «ура!», но две сотни голосов тонули в штормовом ветре. Противник наконец-то поражен серьезно. Сквозь дым Хорнблауэр видел, как фок-ванты «Нативидада» вдруг провисли, снова натянулись, опять провисли, и вся фок-мачта наклонилась вперед; грот-стеньга дернулась и последовала за фок-мачтой. Все вместе исчезло за бортом. «Нативидад» повернулся, резко приведясь к ветру; в то же время «Лидия» увалилась, несмотря на усилия рулевых. Штормовой ветер свистел в ушах. Полоска серого моря, разделившая два корабля, ширилась. Последний раз выстрелила пушка на главной палубе. Два корабля качались на бурном море, неспособные причинить друг другу никакого вреда.

Хорнблауэр вновь медленно вытер глаза от брызг. Вся битва была как затянувшийся страшный сон, когда одна фантастически нереальная ситуация переходит в другую. Ему казалось, что это и впрямь сон. Он мог думать ясно, только понуждая себя к тому, словно к несвойственному для себя занятию.

Расстояние между кораблями увеличилось до полумили и продолжало расти. В подзорную трубу Хорнблауэр видел полубак «Нативидада», черный от людей, сражавшихся с обломками фок-мачты. Корабль, который первым подготовится к бою, победит. Хорнблауэр резко сложил трубу и повернулся лицом к проблемам, которые, он знал, ждали немедленного его решения.

Капитан «Лидии» стоял на шканцах. Его корабль дрейфовал под грот-стакселем и взятым в три рифа грот-марселем, кренясь с носа на корму и переваливаясь с боку на бок над фантастически-причудливым морем. Шел дождь, да такой сильный, что уже в ста ярдах ничего не было видно. По палубе потоком неслась вода, и Хорнблауэр промок до нитки, как если бы искупался, но не замечал этого. Все ждали его приказаний — первый лейтенант, артиллерист, боцман, баталер, врач. Корабль нужно привести в боевое состояние, хотя непонятно, выдержит ли он вообще этот шторм. В настоящую минуту к Хорнблауэру обращался исполняющий обязанности врача. Он был бледен.

— Но что мне делать, сэр? — жалобно вопрошал он, ломая руки.

Это был Лори, вестовой баталера, назначенный на место врача после смерти Хэнки. У него в мрачном кокпите лежат пятьдесят раненых, обезумевших от боли людей, у некоторых оторваны руки или ноги, и все молят о помощи, которую он не в состоянии оказать.